untitled

прохладный шелк подкладки на голых руках. Пиджак сидел на

мне практически идеально. Дата на внутреннем кармане была

2 апреля 1958 года; отцу, когда он заказал этот костюм, было

столько же лет, сколько мне сейчас. В нем даже были скошены

карманы, как у костюмов стиля «новый модерн» от Пола Смита.

Отца порадовало, насколько впору мне пришелся костюм.

Мать, похоже, тоже была по-настоящему рада, я впервые видел

ее такой после операции. Она сказала, что я должен надеть

костюм на презентацию моей книги в торговом центре в штате

Делавэр, которая должна была состояться на следующий день; они пригласили своих друзей из Уилмингтона.

— К старому костюму требуется бутылка старого вина! — объ-

явил отец.

Передвигаясь медленно, но решительно, он спустился

в винный погреб и принес бутылку великолепного вина —

палмер, урожай 1975 года. Я вы звался перелить вино в гра-

фин. В детстве мне отказывали в привилегии переливания

вина в графин, боясь, что я могу поглумиться над этим риту-

алом или в лучшем случае не выполню его с достаточной

71

тщательностью. Но в тот вечер я был благодарен родителям за

возможность показать им, что я могу сделать все правильно.

Разглядывая великолепную красную жидкость, освещенную

свечами, чтобы убедиться в отсутствии осадка, я подумал о доме

в Лос-Анджелесе, где недавно оказался, исследуя Шум. Это было

на Брентвудских холмах, в поясе нового богатства, сформиро-

вавшегося вокруг музея Гетти, который возвышается над ним, как пирамида Хеопса. Там я видел, как, открыв бутылку петрю

урожая 1975 года (любимое вино Фрэнка Синатры), ее не перели-

вали в графин, а наливали прямо из бутылки, этикеткой книзу, с

осадком. В этом способе употребления вина было какое-то осо-

бое удовольствие, столь же чистое, что и удовольствие моего

отца, но без этой скучной части, понятной лишь знатокам, —

вульгарное, тупое и пустое. Я с удовольствием подумал, как

хорошо иметь отца, который знает ритуал.

Я вернулся к столу с графином и налил немного отцу на

пробу. Край стакана тихонько звякнул, соприкоснувшись с гра-

фином. Я осторожно поворачивал запястье, стряхивая послед-

ние капли — так делали официанты в ресторане «21». Отец кив-

нул, бесшумно и осторожно поднял бокал со стола и взболтнул в

нем вино.

— За твой новый костюм, — сказал он и улыбнулся через стол

матери, которая подняла свой бокал с водой и тоже улыбнулась.

Отец поднес вино к губам и влил его в себя без всасывающего

звука, лишь вдохнув носом, чтобы почувствовать аромат. Он

проглотил вино, бесшумно поставил бокал на стол и спокойно, с полной уверенностью сказал:

— Это хорошее вино.

3. От аристократизма к супермаркету

Та же самая проблема, что встала перед «Нью-Йоркером»

в девяностые годы, была типична и для многих культурных

институтов — музеев, библиотек, фондов: как впустить в себя

Шум, чтобы сохранить живость и кредитоспособность, но при

этом не потерять своего морального авторитета, который хотя

бы отчасти основывался на исключении Шума?

В «Нью-Йоркере» дело осложнялось тем, что, делая выбор

между тем, что представляло ценность для читателя, а что — нет, журнал являлся носителем определенного статуса. Это, соб-

ственно, и позволяло Уильяму Шону издавать очень «успеш-

ный» журнал, вроде бы и не заботясь о коммерческом успехе: отрицание грубой коммерческой культуры было аристократи-

ческим идеалом, и это подкупало рекламодателей. Но сохране-

ние олимпийской дистанции от Шума, в конце концов, привело

к тому, что «Нью-Йоркер» Шона стал никому не интересен.

Кричащие противоречия в головах читателей совершенно не

состыковались со спокойным потоком мысли на страницах жур-

нала. «Нью-Йоркеру» требовалась новая система различий вну-

три Шума, который отвергал все различия и присваивал себе все

точки зрения. Трюк состоял в том, чтобы сыграть на репутации

старого журнала, который не публиковал ничего с «коммерче-

ской» целью, чтобы вызывать сенсацию, заработать скандаль-

ную репутацию, стать популярным, модным и «успешным», как

раз это самое и делая.

73

MTV стал моим приглашением в то, что я позже назвал ноу-

брау. Очень неконкретная идея Тины состояла в том, чтобы я

провел какое-то время на MTV и написал, как функционирует

этот телеканал. Несмотря на историческую и культурную уда-

ленность друг от друга, MTV располагался достаточно удобно, на углу Сорок четвертой и Бродвея, в пяти минутах ходьбы от

«Нью-Йоркера». И я целый месяц перемещался туда и обратно, к Тайм-сквер и назад.

Мои ежедневные перемещения между «Нью-Йоркером» и

MTV были заодно и перемещениями между культурой аристо-

кратии и культурой супермаркета. Если в первой главенство-

вала симметрия, то во второй — многогранность. В первой сто-

яла тишина, а во второй, напротив, звучала какофония. Первая

олицетворяла собой тщательно классифицированный коммер-

циализм мира моего отца, а вторая — буйный коммерциализм

моего мира. Вместо нью-йоркеровских разграничений между

элитарным и коммерческим здесь существовали различия

между культовым и массовым. В аристократической культуре

ценность определялась качеством, а в культуре супермаркета —