Untitled.FR11

А потом... Вторник положил голову на край кровати. Минуту назад он лежал, развалившись на прохладной кафельной плитке в ванной, а теперь пересек комнату и подошел ко мне. Тихо положил голову рядом со мной и смотрел настолько внимательно и нежно, что даже в гаком взволнованном состоянии я не мог не обратить на него внимание. Ретривер следил за моим дыханием, тщательно изучал язык моего тела, он знал, что я встревожен, и пришел, чтобы вытащить меня — в настоящее.

Когда я вижу этот взгляд или когда пес забирается на кровать и кладет голову на клавиатуру, я понимаю, что пришло Время Вторника. Я никогда не спорю. Вторник лучше меня знает, что мне нужно, и, кроме того, я обожаю с ним играть. Когда он прерывает мою работу, я знаю: это не просто потому, что моему ретриверу скучно или одиноко, а потому что я в нем нуждаюсь. Поэтому я надеваю на него жилет собаки-компаньона и иду с ним гулять. Иногда бросаю псу теннисный мячик. В моей манхэттенской квартире места очень мало, и сорокакилограммовому ретриверу негде гоняться за игрушками, поэтому мы обычно идем в узкий коридор, и я бросаю мячики в стену.

штабе — должность офицера связи в Иракской служб правопорядка. Как я мог отказаться?

В марте 2005-го мы отбыли в Южный Багдад, коп рый находился в так называемом Треугольнике смерти Там было все, чего ждешь от зоны боевых действий: раз рушенные и заброшенные здания, битое стекло, кучЦ обуглившихся камней, снайперы, гранатометчики, воо руженные до зубов мужики, шпионы и люди, с которыми я не знал, что делать: то ли пристрелить, то ли аре стовать, то ли восхищаться их стойкостью. Мы ездили по улицам, обследуя здания, и это было похоже на Могадишо, Сайгон, Берлин и на любой другой разоренный город, который американцы брали под свой контроль за последние 60 лет.

Как офицер связи, я должен был работать с иракскими подразделениями в нашей зоне и выступать в роли советника. Даже в описанной выше атмосфере меня изумил хаос, царивший в иракской армии. По бумагам проходили сотни людей, они получали от Америки зарплату, но при этом ни разу не чвились на службу и, возможно, вообще не существовали в природе. Большинству отрядов не хватало вооружения, а тем, у кого с оружием был порядок, недоставало боеприпасов, — и это при том, что уровень насилия был чрезвычайно высок. Ни дня не проходило Оея нападения, и часто на один патруль приходилось по три-четыре происшествия. Заминированные автомобили. Самодельные бомбы. Снайперы и вооруженные шайки. Смертники в жилых помещениях, на транспортных КПП и в очередях за жалованьем, угрозы убить наших жен и детей, перестрелки на многолюдных улицах. 4-я Иракская бригада

Дольше года теряла людей, и дисциплины в ней не было _{й в} помине. Одни массово дезертировали. У других был невидящий взгляд страдающих военным неврозом. Третьи зыркали так, будто жаждали выследить каждого подозрительного «мятежника» — в данном случае сунни_та — и задушить голыми руками.

Ситуация была аховая, особенно для кучки плохо обученных бойцов, сражающихся не за свое облажавшееся правительство, а в основном за деньги. Южный Багдад был главной зоной столкновения разных этнических и религиозных групп: население почти поровну делилось на суннитов и шиитов, но иракские военные почти поголовно были шиитами, и очень скоро стало невозможно определить, кто прав.

Полковник Макмастер убедил меня, что я могу что-то изменить. Он вернул мне веру. А потом предложил место в полковом штабе — должность офицера связи в Иракской службе правопорядка. Как я мог отказаться?

Однажды смертник взорвал бомбу в шиитской мечети — кричащие матери, окровавленные дети, трупы ни в чем не повинных торговцев посреди улицы. Через два дня мы обыскали другую шиитскую мечеть и обнаружили тайник с оружием, которого хватило бы на целый батальон. В задней комнате мы нашли фотографии — на них суннитов пытали, обезглавливали и выжигали глаза привязанным к стульям пленникам.

Когда я ехал на «Хаммере» с журналисткой из «Нью-Йорк Ткймс» Сабриной Тэвернайс, то получил радиосообщение, что важная операция иракской армии по зачистке выродилась в сектантскую агрессию: солдаты выволакивали суннитов из домов и избивали на улице.

Мне удалось скрыть эти факты от репортерши, а когд она спросила, в чем дело, я сказал:

— Эти иракские отряды не готовы к военным опера1 циям, их вообще не должно там быть.

Когда эта цитата оказалась на передовице «Нью Йорк Таймс», командующий танковыми батальона 2-70 вызвал меня к себе.

— Нам такая огласка не нужна, — сказал он мне. Отныне давайте только позитив.