Untitled.FR11

Мою просьбу отклонили, и 15 марта 2004 года я покинул Аль-Валид навсегда. Меньше чем через месяц я оказался в Колорадо-Спрингс, штат Колорадо. Сошел с самолета на военно-воздушной базе Петерсон и едва узнал свой мир. Сходил в ресторан и не мог надивиться огромному размеру порций. Пол года я почти ничего не ел. кроме скудной иракской еды и армейских рационов. Ездил по Форт-Карсону и поражался роскоши и чистоте зданий. Долгие месяцы я не видел ничего, кроме бетона и грязных хибар, покосившихся под свирепыми ветрами пустыни. Целыми днями я принимал горячий душ. Даже позвонил маме, чтобы сказать, как же это здорово.

— Представляешь, мама, горячий душ! Это потрясающе!

Она, наверное, подумала, что я спятил.

В июне мне дали первого лейтенанта. Кроме того, меня повысили в должности, т. е. не просто присвоили новое звание, но еще и назначили командиром разведвзвода (как я об этом мечтал!). Из характеристик, которые мне дали тем летом, явственно следует, что я был младшим офицером, шедшим на повышение: «Луис Монталван — лучший танковый командир в моем отряде...»; «Монталван — замечательный офицер, доказавший, что он лидер...»; «как можно скорее повысить и назначить на должность с большими полномочиями... он имеет почти неограниченный потенциал». Я хорошо показал себя в Ираке и за это был вознагражден. Я чувствовал себя восхитительно. На церемонии, посвященной повышению, я обернулся к своим ребятам и с восторгом процитировал памятку «Кредо солдата»:

«Я американский солдат.

Я боец и член команды.

Я служу людям Соединенных Штатов и живу согласно

ценностям Армии.

Я всегда на первое место буду ставить задание.

Я никогда не смирюсь с поражением.

Я никогда не отступлю.

Я никогда не брошу раненого товарища.

Я дисциплинирован, силен физически и духовно, обутч и умел на боевых заданиях и на тренировках.

Я содержу в исправности снаряжение и всегда сохра боеготовность.

Я эксперт. Я профессионал.

Я готов /с переброске, к бою, готов уничтожить врагов Со I единенных Штатов Америки в сражении.

Я - защитник свободы и американского образа жизни.

Я американский солдат».

Это кредо я не просто процитировал, а проорал пе-| ред всем своим взводом, пролаял, как пролаял бы: «Да,| сэр!» — в ответ на вопрос полковника: «ГЪтово ли ваше подразделение к бою?»

А еще я доделал татуировку на левой руке, После

11 сентября мне начали сниться чрезвычайно яркие | сны, и во всех было движущееся по спирали обжига-1 ющее солнце. Перед отправкой в Ирак я сделал на левом плече татуировку в виде солнца. В Аль-Валиде мне снились ястребы. Они были единственной константой в этом похожем на мираж мире. Они всегда летали над нами, когда мы выезжали на патрулирование. Когда я смотрел в небо, казалось, что они вплавлены в испепеляющее солнце пустыни. Поэтому я вытатуировал ястреба в солнечном кольце — в память об Аль-Валиде.

И по краям — американский флаг как символ патриотизма и чести. В тот момент я был американским солдатом из того кредо.

Я-то рвался вперед, но раны тянули назад. После по-лугода на койке и в спальном мешке первый месяц я спал

_каК младенец в своей удобной кровати в доме непода-_1еку от Форт-Карсона. Съездил в Нью-Йорк навестить новорожденную племянницу (она появилась на свет в ноябре, когда я патрулировал Сирийскую пустыню). Держать в руках Люсию, чувствовать -

теплоту и непорочность новоро- Держать в руках Люсию,

жденного ребенка и нового члена чувствовать теплоту И непо-семьи — это был катарсис. В тот рочность новорожденного момент война отпустила меня, буд- ребенка и НОВОГО члена то бы Бог улыбался, смотря на меня семьи — это был катарсис,

прекрасными детскими глазами В тот момент война ОТПу-

Люсии. Потом я вернулся домой в стила меня, будто бы Бог

Вашингтон. Устроил для родите- улыбался, смотря на меня лей и их друзей показ слайд-шоу, прекрасными детскими гла-посвященного моей службе в Ира- зами Люсии, ке. Они улыбались и хлопали меня

по спине, искренне говоря, что гордятся мной. Так приятно было, что меня оценили, но после этого вечера на меня навалилась бессонница. Я несколько суток не мог уснуть, все пытался отогнать от себя эти ужасные образы, а когда наконец удалось задремать, меня мучили кошмары. Я поехал в Майами с армейским приятелем, но вдруг голова начала раскалываться, я был на пределе. Опустилась тишина, меня будто отрезало от мира. Когда я все же оправился, то не хотел говорить. Не хотел выходить на улицу. Вокруг бассейна при отеле «Кливлендер» целыми днями прогуливались прекрасные женщины, но мне было не до них: мысли не оставляли меня. Я хотел только одного — напиться.

Вернувшись в Форт-Карсон, я продолжил пить. Мог принять полпузырька «мотрина» в день, но лекарство

больше не заглушало мою боль. К полудню обычно начи налась мигрень, порой столь мучительная, что полноч! меня рвало. Даже в хорошие ночи я спал всего три-ч» тьфи часа, измученный спазмами в спине и головокружением Я начал пить по ночам, в одиночестве, пытаясь отрубить ся, а утром чаще всего просыпался совершенно разбиты» и окостенелый, — едва с кровати мог подняться.