Untitled.FR11

состоящий из десятков вагонов, язык моего компан она вывалился из пасти и вся задняя часть тела н^| чала вилять из стороны в сторону. Наверняка Втор| ник подумал, что мы собираемся в СКВП, потому чт! только туда мы ездили на настоящей электричке, но| не выразил никакого разочарования, когда понял что мы направляемся в другое место. Просто спокогГ но лег под большими двойными сиденьями, поднимав голову всякий раз, когда кто-нибудь проходил мимо.| Моему компаньону очень понравился проводник. Кош да мужчина подошел прокомпостировать билеты, пес наблюдал за ним, подергивая бровями. В конце кон-^ цов где-то в южном Нью-Джерси мягкое постукиваЦ ние колес убаюкало ретривера. Время от времени он забирался ко мне на сиденье убедиться, что все в по-< рядке, часто задерживался минуты на две, и мы оба глядели в окно на проносящиеся мимо деревья, линии электропередач и маленькие дома Нью-Джерси и Мэриленда. Когда мой большущий пес лежал возле меня, прижавшись теплым телом к моей руке, чувство было очень приятное. Но в нем не было необходимости. Уже само осознание, что он отдыхает под моим сиденьем, смиряло мой разум.

Поразительно, насколько удобно и естественно мы оба ощущали себя в родительском доме. Задний дворик огорожен, поэтому я отпускал Вторника побегать и играл там с ним, как только появлялась пара свободных минут. Псу очень понравилось спать со мной в большой спаль • не наверху, а еще (как и всем нам) ему понравился запах маминой стряпни. Вторник мгновенно поладил с папой, который порой очень строго судит о характере. В первый

день, когда папа читал газету, ретривер тихонько подкрался сзади и пропихнул голову под согнутую руку отца.

— Не глядь его, — предупредил я, когда папа рассмеялся.

Просьба была странная, я знаю, но Лу вбила мне в голову, что по крайней мере первый месяц никто не должен общаться с моим компаньоном. Не гладить, не похлопывать, не разговаривать, не отвлекать Вторника,

когда он работает (а работал он, ко- _

нечно же, все время). Рику и Мэри, _{П0С глубочайшим о6разом}

с которыми я проходил двухне- _измеНил МОЮ ЖИЗНЬ,

дельный курс в СКВП, нельзя было _{и я знаЛ| что} однажды мам

даже своих супругов подпускать к _это поймет.

собакам. Это не домашние любим- -

цы, а наши системы жизнеобеспечения. Связь с ними для нас чрезвычайно важна, и Лу не хотела, чтобы что-то мешало созданию партнерского мироощущения, без которого мы не смогли бы добиться успеха.

Поэтому эта фраза была лейтмотивом в те выходные.

— Не гладьте Вторника.

— Не глядь Вторника.

— Прости, но гладить Вторника нельзя.

Моя сестра приехала из Нью-Йорка с двумя детьми.

Они обожают собак. Им я эти слова повторил, наверное, раз пятьдесят. От меня до Кристины всего одна станция метро, но мы никогда не навещали црут друга. Я говорил себе: у нее семья, не нужно вмешиваться. Если честно, я не хотел с ней встречаться. Она меня не понимала: подозреваю, что я ее разочаровал. Возможно, она меня даж^ побаивалась. И тут я являюсь домой, абсолютно сбив с толку ее детей.

ГЛАВА 14

ВТОРНИК ДЫМИТСЯ

У каждой собаки свой праздник бывает.

Джонатан Свифт

В течение долгих зимних каникул в Бруклине я обосновался в своей квартире нью-йоркского стандарта с 1 собакой загородного стандарта. В порыве опустошив- I шего кредитку оптимизма приобрел двуспальную кро- I вать, чтобы мы могли спать вместе. Она заняла целую 1 комнату из двух имеющихся, поэтому я стал использовать ее в качестве рабочего места, когда искал информацию о войне и, в частности, о Нью-Йоркском регио- I нальном отделении Управления по вопросам пособий | ветеранам. Жертвами его неэффективности и коррупции стали я сам и тысячи других ветеранов (в том ноябре начальник этого отдела получил условный срок за халатность). Ежедневно дрессируя Вторника, я заодно научил его не залезать ко мне на кровать, когда я работаю, и сразу же приобрел привычку похлопывать ладонью по стеганому одеялу и говорить: «Запрыгивай, Вторник. Запрыгивай, здоровяк». Он запрыгивал и прижимался ко мне. Сначала я гасил свет, через несколько часов выключал компьютер, и тогда пес ложился рядом, _и я ощущал его жаркое дыхание на своем лице. Я всегда обнимал его и разговаривал с ним. В ответ он мягко тыкался носом, пока я не засну. Потом он уходил и сворачивался на подстилке на полу.

Мне не хватало его тепла, но в остальном такое положение меня устраивало. Я знал, что Вторник всего в нескольких шагах, он наблюдает и прислушивается ко мне. Каждый раз, когда я просыпался от кошмара, дезориентированный, судорожно соображая, где я: в Сан-сет-Парке, в Аль-Валиде или в разбомбленном доме где-то в южном Багдаде, — Вторник стоял возле кровати и ждал, когда я протяну руку, чтобы коснуться его. Бывало, лежу без сна и разглядываю потолок, слушая его дыхание и подстраивая течение мыслей под его мерный ритм. Через несколько минут Вторник зашевелится, две лапы опустятся на край кровати, а потом я почувствую гепло его дыхания. Он всегда знает, когда я не сплю.