Уорхол

Среди разнообразных проектов, подготовленных Энди в течение его последнего, триумфального года в Техе, ему довелось сотрудничать с Филипом Пёрлстайном. Эти два художника, в зрелости ставшие лидерами крупных школ живописи, были полными противоположностями. Пёрлстайн – грузный интеллектуал, буржуа и гетеросексуал. Они дополняли друг друга. Пёрлстайн прояснял моменты, по которым у Энди были сомнения, и познакомил его со множеством областей.

Филип Пёрлстайн:

Мы с Энди разделяли некоторые точки зрения. Скажем так, если между творчеством Энди Уорхола и моим и есть какое-то взаимодействие, то это что-то вроде отрешенного взгляда на предмет, без размышлений о его значении, интерес просто к самому объекту.

Энди использовал Пёрлстайна так же, как он использовал все подряд, на полную катушку. Ему нравились люди, которые могли научить его чему-то, и он всегда был очень восприимчивым. Энергия и непосредственность взгляда Энди помогали Пёрлстайну удерживать на плаву и собственные идеи. Они придумали декорации к спектаклю, поставленному театральной кафедрой, с использованием коллажей из газет и подписей. Написали и проиллюстрировали детскую книжку о мексиканском прыгающем бобе по имени Лерой. Когда Энди подписывал ее, то допустил ошибку: «Леори». Обоим так понравилось, что оставили без изменений.

Как стали замечать его друзья, Энди начал понимать ценность своих работ. В конце каждого семестра, когда большинство выкидывали или разбирали собственные творения, Энди продавал ненужные ему для портфолио работы студентам. Он рисовал портреты в питтсбургском Центре искусств и ремесел по пять долларов за штуку, а когда ему предложили семьдесят пять долларов за выставленную на ежегодной экспозиции «Объединенных художников Питтсбурга» картину, оцененную им в сотню, он отказался снижать цену, и работа не продалась. Это продемонстрировало потрясающую бескомпромиссность в вопросах бизнеса. Семьдесят пять долларов было кучей денег для Энди в 1949 году.

В течение четырех лет в Карнеги Техе Энди сделал несколько серьезных шагов в сторону превращения в Энди Уорхола. Он стал экспериментировать со своим именем. В качестве главного редактора университетского литературного журнала The Cano он был Эндрю Вархолой. В рождественской открытке, придуманной, сделанной и разосланной всем его друзьям, подписался «Андре», взяв пример с Джорджа Клаубера, пожившего какое-то время в Париже после войны. Под картиной для выставки «Объединенных художников» его указали как Эндрю Уорхола. Для друзей он был Энди.

Чем ближе был выпускной, тем больше Энди переживал о том, что будет делать дальше. Тут он столкнулся с настоящей дилеммой. Он тревожился насчет того, чтобы оставить мать, и, со своей стороны, Юлия представить себе не могла жизни без Энди. Но что ему делать в Питтсбурге? Какое-то время он всерьез думал над тем, чтобы стать преподавателем живописи в старших классах.

Мина Сербин была на выпускном в отеле Шенли, куда пришел и Энди:

Помню, мы с ним разговаривали насчет его планов, и он не упомянул, что собирается в Нью-Йорк. Сказал, планирует заняться преподаванием, и я вроде ответила ему: «Лучше ты, чем я», – но я знала, как он восхищается мистером Фитцпатриком, и, думаю, ему казалось, что мистер Фитцпатрик такой тип учителя, которым он хотел бы стать, и, по-моему, он представлял себя учителем, потому что не верил, что достаточно хорош, чтобы добиться успеха в Нью-Йорке.

На самом деле, по словам Джона, Энди послал свое портфолио в школу в Индиане относительно вакансии учителя и «был очень разочарован, когда они прислали все назад и сказали, что не могут его взять. Он был очень расстроен и тогда сказал: „Значит, я еду в Нью-Йорк“».

Там жили солидные люди, на которых он хотел равняться. Перспектива переезда в Нью-Йорк была пугающей, но приходилось как-то мириться с этим, если хочешь состояться как художник.

Юлия пригрозила ему, что если он отправится в Нью-Йорк, то закончит, околев в канаве без копейки в кармане, совсем как Богданский, русинский художник, которому как-то пытался помочь их отец. Она твердила фамилию «Богданский», словно это было проклятие, каждый раз, когда Энди поднимал эту тему. Но друзья подгоняли его ехать. Они верили в него. Знали, что Энди мог справиться.