Двадцатиоднолетнего Энди изображение двадцатитрехлетнего Трумена сразу же околдовало. В нем было все, чем хотел обладать Энди. Жил в Нью-Йорке, устраивал обеды для Греты Гарбо и Сесила Битона в квартире своего любовника. Был молод, привлекателен, талантлив, пленителен, богат и знаменит. Энди жил в Питтсбурге, был беден, неизвестен, не уверен в себе и без любовника. Тем не менее чувствовал, что автопортрет тринадцатилетнего Трумена в начале «Других голосов, других комнат» годился и для тринадцатилетнего Энди.
Теперь Трумен Капоте превратился в кумира и ролевую модель Энди, обойдя Ширли Темпл и мистера Боллмера. Энди мечтал сбежать и присоединиться к своему герою в сияющем городе. Едва вернувшись в Питтсбург, он начал писать Капоте фанатские письма, но тот не отвечал. Энди также затеял целую серию трогательных трафаретных акварельных иллюстраций к роману Капоте.
Энди выползал из кокона застенчивости, в который он завернулся семнадцатилетним первокурсником, и в выпускной год увлеченно примерял на себя множество масок в стремлении стать знаменитым. К тому моменту он был героем многих студентов на кафедре искусств, потому что воплощал чувствительного, эмоционального художника.
В кампусе была просторная студенческая столовая, расположенная в бывшем самолетном ангаре, известная как Beanery. В центре этого здания находилось обособленное кафе с пуфиками и музыкальным автоматом. Энди часто можно было обнаружить там, принимающим за столом студентов, совсем так же, как он будет сидеть в клубах и ресторанах Нью-Йорка в окружении своих почитателей годы спустя.
Он превратил манеру «славяшки» в собственный стиль. В своих мешковатых джинсах, в рубахе с расстегнутым воротом или футболке и в громоздких рабочих ботинках Энди являлся примером пролетарского героя, который вскоре воплотили в жизнь Джеймс Дин, Аллен Гинзберг и Джек Керуак. Ребята пересказывали друг другу истории Энди, копировали его голос, гадая, что бы он подумал или сделал в той или иной ситуации. Он стал неформальным культурным лидером и даже обзавелся своим первым полноценным фанатом в лице студента младших курсов Артура Риза.
Перри Дэвис:
Никогда не встречал фанатского обожания подобного тому, какое было у молоденького студента Артура Риза по отношению к Энди Уорхолу. Я очень старался помочь Артуру по нескольким причинам. С самого начала считал, что он гей, так оно и оказалось. Он добился больших успехов на первом курсе. Во втором с ним чуть не случился нервный срыв. Попытался покончить с собой и не сдал финальную работу, так что нам пришлось его отчислить. Когда родители приехали забрать его, то говорили: «Все с Артом в порядке», – а он загружал в кузов свои картины, завернутые в черное. Совсем как на похоронах.
Саморазрушительное поведение Артура повторялось среди последователей Энди и в шестидесятых.
Энди любил вечеринки в мастерских на кафедре искусств, но всегда держал дистанцию. «У нас были такие вечеринки, когда все наряжаются и поют, танцуют, все так по-студенчески, – вспоминает Бетти Эш. – Однажды Энди пришел с желто-зеленым начесом. Кажется, хотел походить на женщину с картины Матисса». (Более вероятно, что Энди изображал персонажа Дина Стокуэлла из фильма 1948 года «Мальчик с зелеными волосами» о юном беспризорнике, которого отвергло общество, когда его волосы чудесным образом вдруг позеленели.)
Бетти Эш продолжала: