Уорхол

Сказал, что мадам посмотрела выставку, и не согласится ли Энди сделать и ее портрет, и он согласился. А потом мне звонит Патрик и говорит: «Насчет портрета: мадам он очень понравился, но нельзя ли скостить цену?» Я говорю: «Ну, знаете, она и так всего сто двадцать пять долларов и была написана на заказ», – и слышу ее голос там, на заднем плане: «Скажи ему сто!», он говорит: «Она хотела бы сто». Я сказал: «Ну нет, едва ли». И тогда он сказал: «Ну ладно, она его все равно берет». Энди расстроился. Сказал: «О боже! Да за кого она меня держит?» Но двигался как раз в сторону этого делового мира.

Светская львица Д. Д. Райан купила золотой ботинок, посвященный Трумену Капоте, и послала его ему в качестве рождественского подарка с сопроводительной запиской, упоминавшей Уорхола. «Он становится очень известным. Очень востребованным», – написала она. «Даже тогда мне и в голову не пришло, что он жаждет быть художником или живописцем, – вспоминал Капоте. – Я думал, он был просто один из этих, „сочувствующих“. Насколько мне известно, он же был оформителем витрин… Ну, чем-то в этом роде».

Язвительная реплика Капоте была, как ни печально для Энди, не в бровь, а в глаз. И даже если бы у него остались какие-нибудь иллюзии насчет того, сделают ли ботинки его ровней Джексону Поллоку, можно было просто прочитать титул разворота в журнале Life. Там его описывали как «рекламного художника», который набросал «воображаемые образчики обуви, разукрасив их конфетными мотивами в рамках своего хобби». Попасть в Life было одной из самых серьезных целей Энди, это бесспорно отражало, какого успеха он добился, но это был его потолок в пятидесятые. Тут-то он и застрял.

Осенью 1956 года Энди, который ходил в спортивный зал уже два года и так натренировался, что мог отжаться раз пятьдесят, предпринял еще одну отчаянную попытку улучшить свою внешность, в этот раз подправив нос. Врач ли ему посоветовал или еще кто сказал, что с возрастом он станет похожим на комика У. К. Фильдса, Энди, которого особенно смущала пористая красная кожа его носа, отправился в клинику Св. Люка на косметическую операцию. Тем не менее, прождав две недели, пока сойдут шрамы, он обнаружил, что она совсем его внешний вид не улучшила. На самом деле, ему казалось, что только ухудшила.

Чарльз Лисанби:

Он был очень неуверен в себе физически, в плане внешности, физической формы и тому подобного. У него определенно была идея, будто, сделай он себе операцию на носу, это вдруг изменит всю его жизнь. Думал, что превратится в Адониса, а я и другие мгновенно начнем думать, будто он столь же привлекателен, как и все те очаровательные персонажи, чьей привлекательностью он и сам восхищался.

А когда этого не произошло, он обозлился.

Дэвид Манн выслушивал жалобы Энди на то, что Чарльз больше не находит для него время.

Энди, как ни удивительно, не был счастливым человеком в пятидесятые. Не был он веселым и радостным. Он был очень серьезным, и, если честно, думаю, ему часто не везло в делах любовных. Энди теперь интересен как личность, но молодым человеком он был очень непривлекательным. Плохая фигура, проблемные волосы, плеч нет. В общем, черт-те что. И ведь всегда влюблялся в этих прекрасных мальчиков. Даже когда они становились друзьями и ходили на его вечеринки, последнее, что их интересовало в мире, это отправиться с ним в постель. Это его не сильно радовало.