Уорхол

После Бали они посетили руины Ангкор-Вата и последовали дальше в Бангкок, где Энди был особенно впечатлен черной мебелью с золотыми листьями – нечто похожее он вскоре использует в своей работе. Чарльз считал реакцию Энди на Восток столь же оригинальной, что и его реакцию на Нью-Йорк, и постоянные переезды требовали от него слишком много времени, чтобы волноваться о происходящем между ними, но Энди такому раскладу был совсем не рад. Не так он себе все это представлял. Даже после его откровения (все именно так, как решишь о нем думать) Энди все еще не оставлял надежду, что Чарльз вдруг сдастся и посчитает, что у них что-то должно получиться.

Мечты Энди были разрушены раз и навсегда, когда Чарльз получил пищевое отравление. Его ужасно тошнило, когда они прибыли в Калькутту, один из самых грязных и вонючих городов Индии. Энди, который ел с ним одно и то же, не пострадал. Чарльз же с трудом мог доползти до туалета. В отель пришел доктор, прописал несколько недель покоя и дал каких-то лекарств. Тем же вечером они прочитали в газете о смерти на ступенях больницы беременной женщины, которой назначили не то лекарство, и Чарльз решил, что не желает умирать в Калькутте. Они вылетели из Калькутты в Рим через Каир.

С этого момента в путешествии началось новое безумие. При посадке в Каире Энди и Чарльз были поражены, увидев, что аэропорт оцеплен солдатами и танками. Это было за несколько месяцев до Суэцкого кризиса. У всех отобрали паспорта и погнали от самолета по взлетно-посадочной полосе под свист истребителей, топот солдат и выкрики команд, завели в барак, где заставили посмотреть пропагандистский фильм и потом повели обратно в самолет. Энди был заботлив, но все так же отказывался брать на себя ответственность за их билеты, паспорта и багаж, несмотря на то что Чарльз едва мог стоять. Ему пришлось побеспокоиться, чтобы их паспорта вернули. Энди же просто болтался вокруг, словно зомби. В Риме они оказались на следующее утро, а в Grand Hotel Чарльз с радостью упал в кровать и вызвал итальянского врача.

Две последующие недели он был привязан к постели. К его немалому разочарованию, Энди таки решился провести эти пару недель не осматривая достопримечательности Рима, а сидя у постели Чарльза, рисуя его бодрствующим и спящим, наслаждаясь безраздельным обществом объекта своего желания. Уже скоро Чарльзу это стало в тягость. Само присутствие Энди в комнате отбирало у него силы, которых и так было мало. Только расслабишься, как тот уже был рядом. Лисанби умолял его хотя бы сходить посмотреть на папу, и Энди таки совершил несколько экскурсий, вернувшись в печали с купленными шарфами. Когда Чарльз поправился, и они поехали на север во Флоренцию осмотреть тамошние красоты, Энди ходил, демонстративно понуро мыча «Ух ты!» или «Надо же!» перед Тицианом или Боттичелли.

Ко времени их приезда в Амстердам он значительно повеселел, и они хорошо проводили время, отдыхая, по выражению Чарльза, от путешествия, разъезжая по лучшим окрестным ресторанам и осматривая город.

Чарльз был шокирован до предела, когда Энди улизнул, стоило им пройти таможенный контроль в аэропорте Кеннеди, оставив его со всеми их сумками и пакетами: сел в такси и поехал домой, и слова не сказав. «Словно совсем другой человек вдруг показался, – переживал он. – Я и представить себе не мог, что Энди может быть таким решительным. Будто вся эта поездка на самом деле была притворством, он все уже высказал в Гонолулу и просто терпел до дома. Я был просто в ярости».

Как, кажется, и Энди. Его брат Пол заметил, что «он был не особо доволен Чарльзом Лисанби. Говорю: „Что теперь с Чарльзом Лисанби, вы с ним теперь не друзья?“ Говорит: „Ну, он вел себя как свинья. Забрал себе многое, что мы вдвоем покупали". Энди был обижен. Говорит: „Вот ведь! Затеешь поездку вокруг света и захочешь оставить себе кое-какие фотографии, а он все изгадит"».

Но другому своему гей-приятелю Энди пожаловался, что «проехался с парнем вокруг света и даже поцелуя не добился».

Прождав в запале несколько дней в ожидании звонка, Чарльз понял, что Энди звонить не будет, поэтому сделал это сам и сказал: «Энди, почему ты так поступил?».

Энди сделал вид, будто ничего не случилось. «Ой, а чего не звонил-то? – спросил он. – Мне показалось, что надо было ехать домой одному».

Они остались друзьями, много виделись в последующие восемь лет, но уже никогда не было как прежде. Чарльз чувствовал, что Энди в него все еще влюблен, но уже никогда не простит. Осознал, что у них просто нет никаких шансов, что ничему не бывать. Порой Энди озвучивал, что, живи они вместе, все было бы намного проще, но никогда уже не давил, как тогда в Гонолулу.