Уорхол

Отказ Лисанби, может, и стал ударом для Энди, но ему было чем развеяться. Ребята из Serendipity уговорили его снять второй этаж на Лексингтон-авеню, 242, откуда съезжал Калвин Хольт, оставить Юлию на четвертом и начать кутить в свое удовольствие, хоть немного. Пора было перестать ютиться в этой пещере летучей мыши без мебели, говорили ему они. Считали, что Энди всегда робел перед гламурной жизнью, которой так жаждал, не надеясь, что может ею жить, и они помогали ему поверить, что может.

Пока Энди продолжал работать наверху последние месяцы 1956 года, они обставляли квартиру снизу. В итоге они создали сценическое пространство, ставшее новой модной тенденцией. Стефан и Калвин разместили длинный белый плетеный диван в гостиной и установили по белой деревянной колонне с большим шаром наверху с обеих его сторон. Над ним раскинулись листья высокой пальмы в горшке. Если не считать пары рустикальных кресел-качалок, сделанных из лозы и веток, гостиная в остальном была пустою, так что, сидя на диване, чувствуешь себя словно в декорациях пьесы Теннесси Уильямса. В передней комнате они поставили большой круглый стол, поставив вокруг него восемь стульев из древесины. Над столом висела огромная стеклянная люстра от Tiffany. Окна закрывали белые занавески, а кухонный буфет был заставлен прекрасным белым фарфором. Знакомый соорудил стереосистему. Золотая кровать с балдахином в стиле Людовика XIV и содранная с Эрты Китт тигриная шкура в качестве напольного коврика оказались в спальне.

Теперь у Энди была своя собственная площадка для игр, и он начал устраивать вечеринки. Впоследствии гости вспоминали, какими же веселыми были эти сборища. Энди запускал через стерео мелодии из бродвейских шоу, и все им приглашенные были, так или иначе, в самом расцвете своей юности. На вечеринках было полно эксцентричных девиц, которых он всегда старался поддерживать, и самых красивых юношей. Энди теперь притягивал к себе множество людей, потому что внешне он всегда казался уверенным, делился льющейся через край энергией и всех воодушевлял.

Под влиянием Натана Глака, квартира которого сама напоминала музей, Энди стал собирать произведения искусства. Он приобрел акварели Магритта и Челищева, рисунок Стейнберга, раннего Клее, цветной оттиск Брака, Миро, литографии Пикассо и песчаную скульптуру Костантино Ниволы (которую Юлия привязала к книжному шкафу веревкой, узнав, во сколько та обошлась). Натан был недоволен бесцеремонностью, с которой Энди обращался со своими приобретениями. Большинство было прислонено к стене и развешано без рам.

Спонтанно Пол и Джон нередко могли решить: «Эй, а не поехать ли в Нью-Йорк к бабе!» – и осаждали с детьми квартиру Энди. Тот вроде бы радовался их визитам не меньше Юлии.

Джордж Вархола:

Он установил для нас двухэтажные кровати. Баба ходила на рынок, покупала овощи и готовила на большой плите. Энди покупал нам подарки. Однажды это был очень классный фотоаппарат. Снимаешь, и выскакивает мышка.

Энди совершил настоящий прорыв своим шоу Crazy Golden Slippers в галерее Bodley в декабре 1956 года. Это были большие блокированные рисунки ботинок, раскрашенные золотым или украшенные позолоченным металлом или фольгой, как та лаковая мебель в Бангкоке. Холодные, иконографические золотые тапки стали разительным контрастом с его интимными, вуайеристскими мужскими портретами, выставленными в начале того года, и, может быть, поэтому имели больший успех. Он дал каждой обувке имя: Элвис Пресли, Джеймс Дин, Мэй Уэст, Трумен Капоте и Джули Эндрюс в числе прочих получили по ботинку, отражавшему их индивидуальность. Джули Эндрюс с мужем Тони Уолтоном пришла на открытие, как и актриса Тэмми Граймс. Гей-представительство было урезано.

За выставкой последовал цветной разворот с Crazy Golden Slippers в журнале Life. Энди так беспокоился, что его труды отвергнут, что потащил Дэвида Манна с собой в редакцию Life. «Энди все повторял: „Ой божечки! Им абсолютно не понравится, все будет ужасно, меня с потрохами съедят^а, – вспоминал Манн. – Он был весь как на иголках».

С помощью Дэвида Манна Энди начал добиваться некоторого успеха в качестве художника в претенциозном гомосексуально-модно-знаменитом кругу. Светский лев Джером Цыпкин заказал ему «обувной» портрет. Патрик О’Хиггинс, личный помощник шишки косметического бизнеса Элены Рубинштейн, обратился в Дэвиду Манну.

Он вспоминает: