Уорхол прекратил принимать обертол. Он ложился спать в 8 часов. Барбара Роуз утверждала, что «после этого происшествия Энди стал другим человеком. До того момента он жил, словно испытывая судьбу, решил больше никогда ни в чем не идти даже на самый маленький риск».
Тейлор Мид, очень близкий его знакомый и преданный восхищенный поклонник, сказал примерно то же самое, но более категорично: «Энди умер в тот день, когда в него стреляла Валери Соланас. Теперь на светских обедах он едва ли был похож на самого себя. Он был очарователен, но всего лишь тенью того, кем был когда-то: тенью гения…»
Мой друг как-то раз рассказал об одном танцоре, в которого сама природа вложила удивительные способности, а возможно – гениальность, не представлявшем свою жизнь без танца. Исполняя какое-то придуманное им очень рискованное движение, он сломал ногу. Перелом оказался крайне серьезным. Все его друзья и близкие пришли в ужас. Конец карьере?! Последовала сложная операция, затем курс реабилитации. Постепенно, благодаря мужеству и желанию вернуться к танцу, он полностью восстановил физические возможности. Он вновь танцевал… но природная грация исчезла безвозвратно: теперь он боялся.
В предисловии к «Дневнику» Уорхола, охватившему период с ноября 1976-го по февраль 1987 года, Пэт Хэкетт, по чьей инициативе собранные воедино ежедневные записи и разные рукописные пометки вышли в свет одним изданием, писала, что с июня 1968 года Энди «постоянно стал называть себя “воскресшим”».
Это так. «Дневник» свидетельствует, что много времени спустя его страх так и не исчез, он был осязаем, давал о себе знать каждую минуту каждого дня, отравляя все вокруг, придавливая к земле.
8 июля 1977 года: «Между прочим, Валери недавно видели в Вилладж, и когда я на прошлой неделе бродил там с Виктором, меня накрыло страхом, а что, если бы я с нею столкнулся, вот был бы ужас. Как бы в таком случае все получилось? Может, она опять захотела бы выстрелить в меня? Или бы постаралась вести себя по-дружески?»
8 сентября 1980 года (в Майами): «Когда я еще в аэропорту отправился в туалет, мне было страшно идти туда в одиночку, ведь на уме одни эти убийства, и к тому же кто-то шел позади меня, и я подумал, что вот сейчас меня ограбят, но когда обернулся – еще до того, как вымыл руки, этот парень, оказывается, просто хотел получить у меня автограф и пожать мне руку. Какой-то сотрудник аэропорта. Белый».
4 мая 1981 года: «Получил угрозу, что некто хочет меня убить… Он прислал мне на прошлой неделе записку с такими словами: “Берегись 5 мая. Это не на жизнь, а на смерть”. Он решил, что это я украл у него песню
5 мая 1981 года: «Питер Уайз посоветовал найти пуленепробиваемый жилет – сказал, что знает, где его можно раздобыть. Я болтал не останавливаясь, потому что страшно нервничал… Я купил себе пуленепробиваемый жилет (270 долларов)… В
И это десять лет спустя!
«Меня приводит в содрогание мысль о том, что, если сумасшедшие что-то однажды сделали, они могут повторить эти действия через несколько лет, даже не вспомнив о том, что когда-то уже это делали, и будут уверены, что поступают таким образом впервые. В 1968 году в меня стреляли, это действительно было в 1968-м. Но я подумал: а в 1970-х годах, может быть, у кого-то опять появилось желание повторить то покушение?»
Фатальность – неизменная спутница всех имеющих статус «звезды», притягивающая к ним людей с неуправляемым воображением, склонных к фрустрации фанатиков и тех, кто просто ненавидит этих «звезд». Не она ли привела к тому, что немногим позже, в Нью-Йорке, один из почитателей Джона Леннона сразил своего кумира выстрелом из пистолета?! Без сомнения. Также нет никакого сомнения, что к фатальности примешивается и кое-что другое, о чем в книге Джин Стейн «Эди» говорила Барбара Роуз, имея в виду Уорхола: «Можно сказать, что он спровоцировал Валери Соланас на это покушение, потому что вел себя совершенно самоубийственно. В каком-то смысле он ждал этого и напрашивался на это. Все его выходки, далеко не всегда уважительное или некорректное отношение к другим людям, все его манипуляции, до которых он был охотником, должны были привести к тому, что он просто вынудил кого-нибудь убить себя. Такова была неизбежная развязка спектакля, шедшего несколько лет за закрытыми дверями “Фабрики”».
Надо осторожно относиться к такого рода объяснениям. Однако вполне очевидно, что на «Фабрике» в последние годы ее существования события раскручивались с такой неистовой скоростью, что контролировать их не было никакой возможности. Неотвратимость катастрофы была очевидна, ее ждали.