Уорхол

В 1970–1980-х годах говорили, что немногие его работы могут похвастаться таким же успехом у публики, как картины первой половины 1960-х. Всего за несколько лет, невероятно продуктивных и ярких, Уорхол, кажется, выразил своим творчеством почти все, что хотел сказать.

Давайте не будем пренебрегать этим «почти», особенно в тех случаях, когда нужно смотреть, а не слушать, что говорят другие, даже если эти другие – все вокруг. Портреты Мао на обоях во дворце Гальера в Париже – это еще пустяки, не больше, чем мрачные номера Interview или «Ретроспективы», которые для Уорхола были тем же, что «Коробка в чемодане» Дюшана или великолепные «Камуфляжи», балансирующие между фигуративным искусством и абстракцией, они, несомненно, стоят на одном уровне с лучшими произведениями этих же художников, сделанных ими в свой ранний период. Или стремительные перемены, произошедшие с начала изображения им фрески, в которой в конце своей жизни Уорхол, больной, искал ответов на вопросы: что он представлял собой как католик; что значил его культ образов, свободно выплескивая на картину с фрески Леонардо да Винчи «Тайная вечеря» бушующую созидательную энергию и не сравнимую ни с чем свежесть.

Когда приходит пора умереть яблоне, она расцветает невиданным обилием нежнейших цветов, даря напоследок удивительный, фантастический урожай душистых плодов, отдавая им свой последний живой выдох. Поэтому следует еще раз внимательно пересмотреть этот период его жизни, очерненный молвой самым абсурдным образом. Именно этого ждут сегодня от выставки или от книги об Энди Уорхоле.

Вспомним, что сказал Пикассо Гертруде Стайн[622] в «Трансатлантическом интервью»: «Видите ли, ситуация очень простая. Всякий, кто придумал и создал что-то новое, должен это сделать беспощадно. Напряжение созидания так велико, что надо держаться подальше от других вещей. Современная настойчивость так велика, что усилие, необходимое для того, чтобы вырваться вперед, обязательно сделает вас беспощадным. Кто последует за вами, могут делать то же самое уже элегантно, таким образом, как правило, последователей признают раньше первооткрывателей-мэтров. Затем люди обращаются к истокам. Они начинают видеть красоту и признают ее существование в первоисточнике».

Обновление

Вызывает недоумение, почему столь долгое время в самом близком окружении Уорхола оставался такой неприятный человек, как Моррисси. Почему он имел на него такое безоговорочное влияние?

В действительности Моррисси доставлял Уорхолу массу проблем. Как отмечали некоторые исследователи, он выполнял основную часть всех работ, приписывал себе принятие всех решений, позволяя Уорхолу сохранять имидж «невинного и несведующего» художника. За такое полагается компенсация. Затем – что особенно интересно для нас – он здорово облегчал Уорхолу съемочные процессы и производственные хлопоты, давая тому возможность быть в центре кинематографических событий. В течение того времени Уорхол мог вернуться к рисованию.

Все единодушно датируют это возвращение 1972 годом, когда он сделал первую серию портретов Мао, но мне кажется, что такое желание возникло у него гораздо раньше, еще в 1968-м, и если согласиться с этой датой, то временный отход Уорхола от рисования составит всего три, самое большее – четыре года. Впрочем, если говорить начистоту, он никогда не переставал рисовать. Он занимался этим по заказу, довольствуясь выполнением милых вариаций своих «Электрических стульев», «Мэрилин» или «Цветов», не добавляя в них почти ничего нового.

Почему 1968 год? Именно в этом году он принял участие в IV выставке Documenta в Касселе, в Германии, уже в то время, одном из самых престижных мировых событий в области визуальных искусств. Именно в этом году Понтус Хультен[623] принял его работы в свой престижный Музей современного искусства в Швеции для ретроспективного показа, сыгравшего важную роль в карьере Уорхола. Понтус Хультен вскоре добился места директора Музея современного искусства в Центре Помпиду, в то время был одним из самых влиятельных художников и популярной личностью, притягивавшей к себе внимание буквально всех, где бы он ни появился.

«Энди заручился довольно весомой поддержкой: ее обеспечивал Понтус Хультен, – писала Илеана Соннабенд. – Понтус не только выставил его в своем музее в Швеции, но и купил наиболее значимые работы. Понтус дружил с Энди».

Очень важно иметь поддержку. В 1967 году, когда Уор-хол находился на пике славы, Кастелли смог продать его картины в Нью-Йорке за целый год на сумму всего в 20 000 долларов, а это куда меньше, чем получали Джаспер Джонс или Раушенберг от продажи всего одной своей работы. Несмотря на невероятный успех в средствах массовой информации, Уорхол не продавался или продавался ничтожно мало. Его не воспринимают как серьезного художника.