Уоррен Баффетт. Танцуя к богатству!

Разговаривая с Баффеттом в ту субботу, Мангер назвал бездействие менеджмента ребячеством, и Баффетт сам повторил это, когда позже говорил о Штраусе и Фейерштайне. Он считает, что эти двое не предприняли никакой попытки четко проинформировать его о роли, сыгранной в этом беспорядке топ-менеджерами. Некоторые представители регламентирующих органов Salomon позже выразили похожую жалобу, утверждая, что им рассказали о проступке менеджмента в мягких, завуалированных терминах, которые не выражали сути.

Даже если и так, они все равно оставались в более выгодном положении, чем широкая публика, которая в пресс-релизе от 9 августа не узнала абсолютно ничего о том, что менеджмент вообще что-то знал об этом. В своем телефонном разговоре с Фейерштайном Мангер резко раскритиковал это упущение. Но Фейерштайн сказал, что менеджмент и адвокаты компании волновались, что слишком открытое разоблачение будет угрожать финансированию фирмы – ее способности ворочать миллиардами долларов краткосрочного долга, который причитался к оплате ежедневно. Так что план Salomon был в том, чтобы сказать его директорам и регламентирующим органам, что менеджмент знал о проступке Мозера, но избегать публичных заявлений об этом. Мангеру не нравилась эта тактика, он не считал подобное поведение ни честным, ни умным. Но, являясь экспертом по обеспечению средств, он смирился.

Когда они с Баффеттом разговаривали в субботу – однако при том, что статья про Salomon уже была напечатана крупными буквами на первой странице New York Times, они решили настоять на немедленном разоблачении всех фактов. В понедельник Мангер передал их весомое мнение близкому другу и советнику Гатфреунда, Мартину Липтону из фирмы Wachtell Lipton, и ему сказали, что этот вопрос будет обсуждаться на телефонном совете директоров, назначенном на среду после полудня. Баффетт тем временем разговаривал с Гатфреундом, который допускал, что весь вопрос мог повлиять лишь на несколько пунктов на бирже.

В среду на совете директоров управленцы услышали второй пресс-релиз, который включал три страницы подробной информации и прямое признание, что топ-менеджмент узнал о февральском нарушении Мозера еще в апреле. Но предложение, которое последовало, вызвало у директоров яростное недовольство. В нем было заявлено, что у менеджмента не получилось обратиться в регулирующие органы из-за давления других бизнесов. Баффетт, слушая это из Омахи, помнит, как назвал этот невероятно неубедительный довод нелепым. Объяснение в пресс-релизе было позже изменено на слова «из-за недостатка необходимого внимания к данной проблеме это решение не было применено незамедлительно», – еще один пример использования пассивного залога, не настолько неубедительное, но выражающее в полной мере отказ руководства принимать какую-либо вину на себя.

Еще одна ошибка произошла на совете директоров в ту среду, и это было скорее грубейшим упущением: неспособность Гатфреунда сказать совету, что за день до этого он получил письмо от Федерального резервного банка Нью-Йорка, содержание которого предвещало конец света для компании. Письмо было подписано исполнительным вице-президентом банка, но любой, читавший его, смог бы понять, что за ним стоит двухметровая фигура ирландской силы и характера, Геральда Корригана, президента банка. Корриган к тому моменту знал достаточно, чтобы его разозлили эти действия, учитывая его должность. В письме сообщалось, что нарушения на аукционе, которые допустила компания Salomon, ставят под сомнение их долгосрочные бизнес-отношения с Федеральным резервным банком, а также что банк серьезно обеспокоен неудачей менеджмента компании вовремя обнародовать информацию, которую они узнали о Мозере. Корриган попросил предоставить ему в течение десяти дней состоятельный доклад обо всех беспорядках, нарушениях и недосмотрах, о которых Salomon знала.

Только позже Баффетт узнал: Корриган ожидал, что письмо немедленно передадут директорам Salomon, которые, в свою очередь, должны были немедленно решить, что высшее руководство компании необходимо поменять. Когда директора не отреагировали, Корриган посчитал, что они открыто ему не повинуются – но, конечно, они просто-напросто ничего не знали. Баффетт не знал ни про какое письмо от Федерального резервного банка до тех пор, пока на следующей неделе не поговорил с Корриганом, и даже тогда Баффетт предположил, что Федеральный резервный банк просто отправил запрос на предоставление информации. Баффетт на самом деле так и не увидел письма до тех пор, пока через месяц не узнал, что Корриган конкретно ссылался на него на слушаниях в конгрессе.