Упадальщики. Отторжение

Искренние и трогающие до глубины души слова Альгрида убили те скудные остатки оптимизма, которыми так дорожила его сестра. Ощущая, как неотвратимо гибнет её последняя надежда, под единодушные крики «Мы любим тебя, дива!», Ромуальда вырвалась из плотного оцепления «распутников», желая навсегда покинуть клуб. Испытывая злость к брату, не упустившему возможность испортить всё и сразу, она вновь обратилась за помощью свыше: «Пусть эта мука закончится!»

Глава 6. Жизнь собачья

Положение стало невыносимым. В какую бы из условных дверей к возможностям не стучалась обезумевшая от собственного свирепого отчаяния Ромуальда, все выходы были заперты, а по ту сторону царила глухая тишина. В возбуждённые, спутанные мысли как назло въелось ужасное слово-приговор «безысходность». Это слово, перечёркнутое жирной красной линией, обнадёживающе красовалось на всех табличках, намертво прибитых к каждой, хоть и воображаемой, двери к реально заветному шансу на спасение.

Гадкое ощущение, возникшее по итогу осмысления результата реализации собственной самости, в одночасье породило куда более гадкую зависть к брату, который в отличие от неё был действительно обречён, но за отведённый ему короткий срок жизни добился куда большего с куда меньшим набором позитивных вероятностей. Даже в самом кошмарном из многообразия жизненных этапов, прожитых им с полной самоотдачей, Альгрида по-прежнему продолжали ценить и дорожить его жизнью. Больной и некрасивый, грубый и откровенный до неприличия, нищий и мало на что годный, он слышал заветные слова «Мы тебя любим». С его уходом, образ Ромуальды Суперстар должен был неминуемо остаться в прошлом, как и любовь к ней – девушке, однажды вдохновившей будущую диву, и это оказалось самым страшным для Ромуальды, которая продолжала оставаться никем.

– Тебе полезно побыть сучкой, – в который раз за последний год, настаивала Лолита, чье тихое преследование Ромуальда заметила сразу же, как вышла из «Распутников», – хотя бы попробуй. Всё вокруг моментально заиграет другими красками.

– Нет смысла мелочиться. Если верить Саймону, я уже давным-давно целая сука.

Предвкушая интересную беседу, подружки сровнялись и дальше пошли уже вместе, держась за руки. Со знанием дела, Лолита продолжала нести возложенную на саму себя миссию просветительства:

– Моя хорошая, между определениями «сучка» и «сука» огромная и непреодолимая идейная пропасть.

– По твоей логике, чтобы из «суки» превратиться в «сучку» я должна преодолеть идейную пропасть, которая согласно парадигме твоего мироощущения изначально непреодолима.

– Ну, ты и сука!

– Само собой.

Ромуальда уловила тревожный сигнал своего подсознания, предупреждающий её о том, что из-за собственного характера она рискует разругаться с самым добрым и безобидным человеком в мире. Не в первый раз, постигая масштаб личных упущений, как человека, который делит мир с другими людьми, она по обыкновению продолжила упрямо и топорно не признавать худшие из ошибок, систематически допускаемых ею. Подсознательно желая извиниться, сознательно она настойчиво нагнетала критическое положение к максимально неприятному итогу для всех сторон.

К её счастью, Лолита никогда не стыдилась делать первый шаг:

– Киська, тебе нельзя так жить. Ты либо сдуреешь, либо сдохнешь.

– Тебе легко говорить, глядя на мою жизнь с высоты твоего розового облачка.

– Ну, если ты так считаешь, я не вправе возражать. Кто из нас не злится.

– Я злюсь вовсе не из-за того, что ты счастлива, Лолик! Твоя беззаботность вызывает у меня ослепительно белую зависть!

Признавая собственное бессилие перед необычайно дерьмистым характером подруги, Лолита остановила Ромуальду. Став перед ней, глядя глаза в глаза, она сказала ей то, чего никогда не хотела говорить: