Упадальщики. Отторжение

Это был Саймон, по роковому стечению обстоятельств забежавший в святая святых «Улиц Старого Света» – кабинет, где освещались еженедельные новости и писались развлекательные статьи, и куда был закрыт вход для обывателя. Тогда он суетно искал свою мамочку, но случайно нашёл будущую жену. К несчастью для Ромуальды его мамочкой, а точнее опекуном, оказалась Варвара Мефодиевна. Родная мать Сёмы умерла от тяжёлой руки его отчима, когда мальчику было 4 года. Сёму ждала та же участь, поскольку отчим, как тогда водилось, не понёс справедливого наказания, но в решающий момент беззащитный малыш был спасён. Единственная подруга Иды Эйсмонт – незамужняя и бездетная Нейбатинская приняла под своим кровом её сына, отдавая дань былой дружбе и собственному нереализованному материнству.

В противовес благостной чистоте и непогрешимости Варвары Мефодиевны, от её воспитанника разило порочными вибрациями. Юный стервец был необычайно харизматичен и остр на язык. Однако, при полной развязности в плане словесных выражений, в каждом его движении улавливалась скованность, которую он стремился побороть, но то ли в силу возраста, то ли в связи с таинственными обстоятельствами, он оказался неготовым для сопротивления чему-то неведомому и пугающему – тому, что ломало его изнутри.

Как того хотело её мятежное нутро, Ромуальда связалась с незрелым парнем, наивно полагая, что в будущем её избранник станет именно тем мужчиной, в котором она отчаянно нуждалась. Он был на четыре года младше её, и это сыграло определяющую роль в их союзе.

Разнообразные ожидания Ромуальды, из которых она остервенело раскладывала придуманный ею психологический пасьянс, расклад за раскладом формировали личность Саймона. Переманив любимого под свой кров, она разыграла последний из имеющихся при ней козырей перед ненавистной Нейбатинской – мироносицей, которая не допускала поражений. Потеряв любимого мальчика, Варвара Мефодиевна убрала вражеский лик Ромуальды с глаз долой – в рекламный отдел. Возможно, благодаря этому решению Ромуальда смогла проработать в редакции последующие десять лет.

Ожидания Ромуальды переродились в тотальную неудовлетворённость. Противоречивая фигура Саймона уже давно перестала играть возложенную на неё сакральную роль. Взбалмошный и жестокосердный муж перестал быть ей интересен – он более не мог удовлетворять потребности женщины, в союз с которой он вступал, на словах обязуясь нести ответственность, в том числе, за её жизнь. Чем старше становилась Ромуальда, тем более изощрёнными были её внутренние запросы.

С годами, Саймон понял, что Ромуальда выстраивает отношения, как с ним, так и с другими, вкладывая в основу взаимодействия деструктив, которым наградил её тот, кто однозначно нанёс ей серьёзную психологическую травму. Осознавая проблему, он не желал ничего менять, поскольку и сам располагал непроработанным деструктивом, и его негативный опыт был куда более опасным.

Ромуальда стоически вынесла добровольно возложенное на себя испытание терпением длиною в маленькую жизнь. Этим она ничего не обрела, а вот потеряла почти всё, что имела. В отношениях с Саймоном она перестала чувствовать себя жертвой, что полностью нивелировало смысл её многолетней борьбы. Застойная атмосфера редакции «Улиц Старого Света» так же перестала подкидывать ей азарт к сопротивлению диктату Нейбатинской. Все мысли Ромуальды были обращены к безнадёжному положению Альгрида, а её вниманием овладела непрекращающаяся ни на минуту, крайне подозрительная боль, засевшая в корне языка.

«Очевидно, я много и часто болтаю лишнего», – подумала она.

Подловив удачный момент, когда Ромуальда отвлеклась от работы, отслеживая собственное глотание и анализируя нарастающую боль, к ней тихонько подкралась Нейбатинская. С присущим ей скрипучим голосом, старшая коллега разразилась новой претензией:

– Вы пришли на работу, нарушив правила.

– Не думаю.

– Вы душились парфюмом!

– Нет, – спокойно и честно ответила Ромуальда.

– От Вас пахнет!

– Это всего лишь крем для рук.

– В этом месте не должно быть никаких запахов! Если каждый из нас начнёт вонять…

За эти слова Ромуальда наконец-то смогла зацепиться и начать войну:

– Если так, тогда начните регулярно мыться и ежедневно менять нижнее бельё. Десять лет тут воняет только от Вас. Вот она – настоящая распущенность, а не духи и помадки.

Эти страшные слова были куда более страшной правдой. За неудобную правду принято жестоко платить. Ромуальда заплатила увольнением, но для неё это была адекватная цена за полученное удовольствие и первый шаг к освобождению.

Глава 8. Судьбой начертанная сучья жизнь

Отрезвляющая возбуждённость, родившаяся в момент её внезапного бунта, покидала Ромуальду столь же стремительно, как живительная вода, которую невозможно удержать в своих ладонях. На короткий миг, ощутив себя полноправной хозяйкой собственной жизни, она смогла в полной мере испытать то прекрасное, непознанное или давно позабытое – необъяснимое чувство, с которым было страшно расставаться.