Три курса химиотерапии дались Альгриду гораздо легче, чем ожидалось. Не покидая дома и к своему счастью не познав тягот лечения в отделении онкодиспансера, он принимал таблетки, убивающие его внутреннего врага, и продолжал жить так, словно он уже победитель. Вопреки прогнозам тех, кто догадывались о ситуации, которую не принято было обсуждать, хоть и изредка, но Ромуальда Суперстар блистала на сцене «Распутников». Все страшные предположения о болезни, забравшей больше человеческих жизней, чем самые страшные войны, ровно, как и десятки историй о личном опыте тех, кто столкнулись с раком раньше, чем он, казались ему преувеличивающими ужас страшилками. Иногда, Альгрид говорил, что у него не рак, безоговорочно в это веря. Его вера всегда была заразительной и Ромуальда вместе с ним попадалась на крючок многообещающих заблуждений. Это были кратковременные моменты помутнения его рассудка, который, казалось, был у них с сестрой один на двоих. Регулярно появляющийся характерный запах оказывал на них отрезвляющее воздействие от беспечных, но спасительных иллюзий. Для этого запаха невозможно было найти ни одного обнадёживающего объяснения.
Первые результаты лечения вселяли веру в будущее, которое могло быть. Позитивная динамика открывала новые возможности. К борьбе с раком должна была подключиться «тяжёлая артиллерия» – лучевая терапия.
Перспектива затеряться в больничных стенах на три недели казалась Альгриду чудовищной. С другой стороны, новый поворот давал ему право вполне обоснованно полагать, что до победного конца осталось совершить два, от силы три, волевых рывка, ведь половина трудного пути уже была им пройдена.
По иронии судьбы, госпитализацию назначили на единственный день недели, когда он мог чувствовать себя счастливым человеком. Особое отношение к пятнице сформировалось и утвердилось в зыбком и нестабильном периоде расцвета его взрослой жизни. Пятница всегда оправдывала лучшие из ожиданий. Решающая пятница, когда он был вынужден отдаться на волю случая, пробуждала в Альгриде куда больше ожиданий и куда меньше веры. В последние дни с ним стало происходить что-то странное, чего он не мог объяснить другим, поскольку не мог понять этого сам. Чувствуя себя по-новому, Альгрид иначе посмотрел на свою личность, болезнь и на то, ради чего, как ему казалось, он жил. В момент, когда сбилась его идеальная самонастройка и режим «преждевременного победителя» выключился, рядом с ним никого не было. Альгрид трезво оценил свои шансы, но предпочёл не сходить с дистанции, преодолев которую, возможно, он не станет победителем. Более не располагая необходимой силой и желанием держать сопротивление, он принял как должное проклятую такими же мучениками глухую тоску, которая всегда была рядом.
Глухая тоска охватывала Ромуальду при виде умирающих посёлков, в которых доживали свой скромный век бедные люди. Неприглядная картина, длинным до бесконечности и гротескным до неприличия полотном, простиралась от крайних районов Старого Света до Околицы – административного центра Южного Округа. Седьмой по счёту раз они с Альгридом двигались в этом мрачном направлении. Им приходилось преодолевать нелёгкий путь к онкологическому диспансеру, укачиваясь до тошноты и замерзая до костей в старом, грязном, холодном, ненавистном для них автобусе, названном ими «раковой колесницей». Этот чудовищно ранний рейс на рассвете собирал десятки людей, опустошённых горестями и ежедневными проблемами, требующими немедленного решения. У каждого при себе была пара-тройка пёстрых сумок. Половина из них, впервые или в очередной раз, держали свой путь всё в тот же онкодиспансер. «Раковая колесница» останавливалась в каждом городишке, посёлочке и даже в самой мрачной деревушке. Одна из остановок символично находилась у входа на кладбище.
«Это ужасно, но нас не касается», – уверенно декларировала Ромуальда, пытаясь блокировать любую мысль, порождённую чувством страха. В день, когда они узнали диагноз, в одном богом забытом сквере неподалёку онкодиспансера Ромуальда впервые за долгие годы осознанно посмотрела на небо. Взгляд её устремился к пышной кроне самого большого, и, наверное, очень старого дерева. Женщина, как и её жизнь, застыла на месте, с упоением созерцая за тем, что ещё вчера не имело для неё значения. «Он больше не увидит жёлтых листьев», – внезапно подумала она. Беспощадная мысль жестко выдернула её из приятного медитативного транса и вернула обратно к жизни, в которой из приятного остались только выдуманные воспоминания. С того дня она ни разу не думала о том, что Альгрид совсем скоро может умереть, и предпочитала не поднимать голову вверх. Ей удалось сохранить взращенную братом крепкую и непреклонную веру в то, что он будет спасён.