Упадальщики. Отторжение

Знаковая пятница была насыщена дурными предзнаменованиями. Ещё ночью начался непрерывный проливной дождь. Подозрительное действо в начале февраля наталкивало Лолиту на тревожные мысли, о которых она не могла молчать. Её страхи были достаточно убедительными. Казалось, стихия намеревалась что-то или кого-то смыть с лица земли. С трудом успокоив подругу, Нойманны решительно пошли встречать «раковую колесницу».

Когда они проезжали череду захолустных поселений, поражённых тотальным упадком, Ромуальда услышала тот самый – до боли знакомый аммиачный запах. Монотонный стук дождя, адский холод, грустные лица больных людей, остановка у кладбища и любимый брат, который так не вовремя начал вонять, всё это в одночасье стало живым кошмаром, но вера в благоприятный исход обладала равноценной силой воздействия, позволяя ей сохранять странный, но эффективный внутренний баланс.

Прервав непривычное для него долгое молчание, Альгрид резко вскрикнул и немного наклонился вперёд. Не успев понять, что происходит, он выплюнул на свою ладонь кровянистый сгусток чёрного цвета. Бросив вопросительный взгляд на сестру в надежде найти утешение, он встретил такой же вопросительный взгляд и ещё сильнее испугался, когда увидел гримасу ужаса Ромуальды.

«Что ты творишь?!», – закричала она, – «Что ты творишь, ненормальный?!».

Первое кровотечение застигло их врасплох. Они даже представить не могли, что это в принципе может случиться. Крови было немного, но в панике Альгрид успел испачкать себя, сестру, свои вещи и сидения автобуса. Посмотрев вниз, Ромуальда оцепенела. Под их ногами образовался маленький ручеёк из дождевой воды, обретающей рядом с ними жуткий багровый оттенок. С каждой минутой Альгриду становилось всё хуже и хуже. Сильнее физического кризиса его подтачивал страх. Ромуальда, снова и снова, повторяла: «Давай остановимся и выйдем отсюда. На воздухе станет легче. Должно стать легче. Должно», и каждый раз получала его молчаливый отказ. Альгрид стоял на своём. Он знал, что доедет до онкодиспансера и надеялся, что там его спасут.

В онкодиспансере ему вынесли смертный приговор. Придерживаясь принципа гуманности, честный и страшный ответ на главный вопрос доктор огласил Ромуальде с глазу на глаз:

«О госпитализации не может быть и речи. У него огромная язва рядом с язычной артерией. Лучевая терапия спровоцирует обширное кровотечение с летальным исходом. Проконсультируйтесь с химиотерапевтом, но я уверяю вас, вы получите такой же ответ. Ваш брат проживёт дольше, если его не трогать. Увы, это не последний раз. Скорее всего, во время очередного кровотечения он умрёт. И всё же, не торопитесь его хоронить. Нормальное состояние можно будет поддерживать какое-то время. Обращайтесь к семейному доктору».

У них были семейные тайны и семейные распри, но не было семейного доктора.

Обратная поездка на «раковой колеснице» казалась вечной. Вместо триумфа они везли поражение. Ромуальда боялась, что у Альгрида снова откроется кровотечение, и страшнее всего было то, по каким местам пролегала их дорога к дому. Сжимаясь от холода и пережитого стресса, она держала наготове уже заплёванный кровью целлофановый пакет и с опаской смотрела в окно. Там мелькали леса, поля, заброшенные жилища, то самое кладбище и серые полуразрушенные городишки. Она представляла, как самое страшное может произойти в одном из этих мест.

Погрязнув в драматической суете происходящего, она забыла о том, что в этот день у неё была запись на скрининг в том же онкодиспансере. Вспомнив о своей упущенной возможности, Ромуальда решительно отказалась от перспективы проходить тот же мучительный путь, который протоптали её отец и брат.

– Это всё тот…третий, которого я поглотил в утробе, – заговорил Альгрид, – в моём теле не только его зубы, но и его озлобленная душа. Он мстит мне за то, что я живу, а он не жил и дня. За то, что я стёр даже память о нём. Я хищник.

– Не говори чепухи! И без того тошно.

– Это вовсе не чепуха! То, что сейчас со мной происходит…оно живое, с разумом! Оно тактично меня изводит! Этот третий – та ещё паскуда!

– Мы все паскуды. За паскудство мы и платим такую цену.

Думая о паскудстве, Ромуальда возвращалась домой. Она знала, что её встретит восторженная Одри. Ей не хотелось отвечать любовью, которой не было на любовь, которой было в избытке. В свой ад она втянула существо, для которого там не было места. «Я спасу её от меня же», – решила она, подходя к входной двери своей квартиры. Но Одри исчезла. Собаки не было слышно. Собакой даже не пахло.

Предвосхищая закономерный вопрос, Саймон сказал:

– Собаки нет.

– Её нет в нашем доме или нет совсем?

– Скажем так, она стала ещё одной чистой капелькой вечной радуги.

– Ладно, – спокойно ответила Ромуальда, тем самым, уничтожив дерзкие ожидания своего мужа.

Месть Саймона обернулась против него же. Он полагал, что потеря собаки уничтожит Ромуальду, но его подлый поступок даровал ей облегчение, а ему – нанёс вечный и ужасный отпечаток на совести.