Она говорила всё это задумчиво, словно в бреду или исключительно для себя, но меня как будто молния прошила. Разве не той самой судьбой существа, выброшенного на стылый ветер невзгод, веками существовал я? Испуганный, раздавленный бедой, умевший хорошо приспособиться, но не впустить в себя приютивший мир, его смех и слёзы. Мы оба с Даниель — упавшие с небес и может быть именно поэтому нас так неудержимо потянуло друг к другу. Не в постель лечь, хотя большинство людей иного и не мыслит, а подставить плечо и дать опору такому же потерянному изгнаннику.
— Я тебя понимаю. Ты карабкаешься и раз за разом скатываешься вниз. И свет всё так же далёк.
В коридоре прозвучали шаги, затихли возле нашей двери. Не тяжёлые мужские, а лёгкие женские, потому я даже не повернул головы. Не иначе кто-то из персонала спешил вытурить нас из номера или потребовать оплаты за последующие дни. В таких дешёвых отелях не разорялись на коммуникационные пульты и предпочитали следить за постояльцами проверенным способом.
Я не обернулся и когда распахнулась дверь, лишь резко напрягшееся в моих руках тело женщины заставило мгновенно сгруппироваться и бросить себя в прыжок. Прежде я отскочил бы в сторону, но сейчас даже не задумавшись рванул вперёд, закрывая Даниель от возможных обидчиков. Мимолётно удивился точности порыва, приготовился драться и едва успел притормозить, увидев перед собой девушку, вернее сказать совсем девчонку, лет двенадцати или тринадцати на вид, точнее я в этом не разбирался.
Огромные вытаращенные глазищи этого существа кого-то мне живо напомнили, но соображать оказалось некогда. Даниель вскрикнула, а незваная гостья развернулась и так резво прыснула прочь, что я диву дался.
— Тася! — закричала Даниель и бросилась следом за беглянкой.
Я понял, что ребёнка надо немедленно догнать, успел сообразить даже, что это скорее всего и есть дочь моей напарницы. Мне понадобилось всего два длинных прыжка, чтобы настигнуть тощее тельце и прыгающие косички. Я поймал девчонку в верхний захват, вздёрнул в воздух, и она ожидаемо заверещала.
К счастью, как раз подоспела Даниель, и я смог развернуться и вручить ей беснующееся сокровище.
Оказавшись в руках матери, эта негодница ничуть не угомонилась и принялась вырываться пуще прежнего.
— Пусти! — рычала она. — Ты!
Секунду или около того я не мог понять её логики, пока не вспомнил, в какой компрометирующей, если не знать всей правды, позиции застала нас с Даниель её дочь. Неудивительно что в голове неуправляемого по сути своей подростка перемкнуло контакты. Дети всегда казались мне слишком сложными для общения существами, я плохо их знал, зато помнил, что середины они не ведают.
— Давайте-ка в номер, — предложил я, — пока нас не выкинули без вещей на улицу за шум, безобразный скандал и общее нарушение порядка.
Даниель никак не могла справиться с беснующимся подростком, а в наших полётных протоколах могли появиться нежелательные пометки, потому я взял инициативу на себя. Подхватил девочку на руки, благо весила она как комок пуха и решительно вернулся в комнату. Справился быстро. Никто в коридор не вышел: постояльцы тут привыкли не лезть в дела друг друга, да и умели по доносящимся воплям отличить подлинную беду от обычного скандала. Камеры висели на видном месте, но сколько я помнил, работали лишь изредка.
Девочка что удивительно почти угомонилась. Кажется, её поразила надёжность моей хватки. Она дёрнулась раз-другой, а потом уставилась на меня скорее с удивлением, чем с гневом. Я действительно заметно превосходил среднего человека силой, и главное, научился пользоваться своими возможностями мягко, а не только убойно.
В номере я посадил строптивого ребёнка на кровать Даниель. Сам устроился напротив, не зная толком, поможет моё присутствие при разговоре или повредит. Таисия больше не пыталась убежать, но замкнулась в себе и выбросила колючки сквозь и без того заметный защитный панцирь.
— Как ты здесь оказалась? — спросила Даниель. — Откуда узнала, где меня искать? Дядя с тётей тебя выгнали?
Ответом был единственный злобный взгляд. Тася сбрасывала с себя обнимающую руку матери и дрожала как в лихорадке. Я понял, что испытываемые ею чувства так глубоки, что она не в силах с ними совладать. Едва я сообразил это умом, как ощутил слабый отзвук вершащейся в чужой душе катастрофы. Обломки надежд плыли в потоке разочарования, а боль от потери любимого отца и предательства матери резала как ножом.
Меня-то за что опять накрыло? Я устало удивился, не привыкнув к таким потрясениям. Вообще прежде почти не задумывался о том, что люди чувствуют, и насколько сокрушительным может оказаться крутой коктейль дурных эмоций. Следовало вывести Таисию из этого состояния, а уже потом затевать разговоры. Знать бы ещё, как всё провернуть. Я не догадывался. Впрочем, кое-что предпринять мог прямо сейчас.