В голове уже билась, тираня изнутри изрядно пострадавший снаружи череп, отчаянная мысль о том, что надо убираться отсюда, пока не пришли тангеры и не увидели в какую кашу превратился их штатный смотритель купален. Если девчонку Титанию выбросили с работы за всего-навсего растянутое сухожилие, то что ждёт меня? Утилизатор?
Я попытался ползти, червяком протягивая за собой измочаленное тело, и боль всплеснулась с новой силой, вцепилась в каждый нерв, намотала на кулак скудные остатки мужества. На вой не хватало целостности лёгких потому я лишь постанывал и похлюпывал, хватая разбитым ртом по-местному влажный воздух. Горлом шла кровь, и мне ещё хватило соображения сглатывать её обратно, чтобы не оставлять за собой мерзких разводов на полу. То малое, что всё же протекало я подтирал своим ползущим телом.
Выход из зала. Здесь безупречную гладкость покрытия нарушала выемка, по которой ходила дверь. Я ощутил тонкий желоб каждой измученной клеточкой всего невероятно огромного и тяжёлого целого, но и обрадовался немного, потому что реально передвигался в пространстве, а не пребывал в плену утешительной иллюзии. Вопреки всему двигался вперёд. Возросшая скачками боль подтвердила мне правдивость сделанного вывода.
Дальше. Коридор казался незнакомым и кровавым, перед глазами плыли мутные пятна и столь любимый тангерами приглушённый свет с одной стороны усложнял задачу с другой не терзал и без того изрядно пострадавшее зрение.
Я тихо полз, опираясь на одну почти целую руку и кое-как отталкиваясь бедром и коленом. Боль плескалась с каждый движением, норовя выйти за край терпения, этот жуткий ритм помогал держаться. Давно мне не приходилось так плохо, я даже не горевал о наверняка теперь потерянной работе, стремился лишь выжить, укрыться в своей норке, пока меня не обнаружили в виде никчёмного шлака и не выкинули за борт. Да, там ждало отдохновение смерти, но вопреки всему, что со мной вытворяли, я хотел жить.
Если палачи бесконечными истязаниями вели к самоубийству, к полной потере воли, то я считал своим долгом сопротивляться им и в этом. Сдачи дать не мог, хотя и пытался: они многократно превосходили силой, зато не пасовал перед моральным давлением. Я смиренно терпел причуды работодателей, потому что нуждался в куске хлеба и крыше над головой, но злобным тварям, не стеснявшимся истязать низвергнутого с небес, готов был противостоять до последнего.
Иногда в те дни и недели, когда палачи меня подолгу не доставали, я рассудительно прикидывал, что усердная покорность, если не подарит прощения, то вполне может скостить срок (как выражались люди), но едва доходило до дела, упрямство вновь брало верх. Впрочем, мольбы о пощаде наверняка лишь добавили бы мучителям прыти. Я попробовал один раз, убедился, что не помогло, и больше не унижался.
Пытаясь отвлечь себя от боли, я старательно сосредотачивался на пустяках, на вехах пути и посторонних соображениях, но не мог удержаться даже на самых простых мыслях и полз почти автоматически, зная, что задана некая программа и её надлежит выполнять. Останавливаться боялся, поскольку догадывался, что потом уже не заставлю себя пошевелиться.
Когда знакомый запах пробился в замутнённое сознание, обняло привычное влажное тепло, я впервые выдохнул с облегчением. Харкнул на пол кровью, но здесь не остерегался напачкать: мелкие роботы-уборщики подтирали любую грязь, так что разоблачение не грозило. Близость цели придала мне сил, но до своего убежища я доползти не успел.
Корабль чуть дрогнул. От привычной скорбной мути прыжка я застыл на месте, пережидая сопровождавшую его дурноту. Дышать и то перестал, чтобы не вывернуло наизнанку, собрался, отсчитывая секунды до неизбежного улучшения самочувствия, но на этот раз оно не наступило. Привычный порядок пошёл лесом.
Я не сразу понял, что происходит, точнее не оценил несообразности новых толчков. Напряг остаток сил, стремясь доползти до своего закутка, и тут всё закрутилось всерьёз.
Корпус вновь содрогнулся, повело его так, что накренился пол, хотя подобные отклонения не предусматривались конструкцией. Меня потащило сначала к цели, потом обратно, пальцы судорожно пытались за что-то зацепиться, но ничего не находили на гладкой поверхности. В ужасе я поднял голову и посмотрел на аквариум.
Масса воды в огромной ёмкости злобно колыхалась, муть толчками вставала со дна, и мелкие твари, населявшие этот мирок, метались внутри, уже едва различимые в неспокойной взвеси. Мне показалось, что услышал их панический крик.
Купол силового поля привычно мерцал, обещая покой и надёжность, но я не верил в его несокрушимость. Происходящее с кораблём выглядело настолько неладным, что следовало опасаться любой пакости судьбы. Палачи, как всегда, подсуетились вовремя, лишив меня возможности хоть как-то противостоять бедам.