Утрата части тела так потрясла, что соображал я с трудом. Меня мотало взбесившимися волнами и то швыряло к покорёженной стене, то оттаскивало прочь, но я продолжал вяло шевелить руками, тянуться туда где только что едва не погиб весь и в один удачный или не очень момент, шмат моей ноги буквально швырнуло половодьем прямо в морду, и я в него отчаянно вцепился.
Ещё одна волна, покружив предварительно в середине трюма, подтолкнула к тому же самому куску аквариума, что уже сыграл в моей судьбе жестокую роль, я даже смог вскарабкаться на него, подтаскивая себя руками за бывшие рёбра жёсткости.
В трюме что-то ещё гремело и ухало, бил в ноздри резкий запах, но я больше не обращал внимания на разгулявшуюся стихию. Я приставил оторванную ступню к культе, словно она могла прирасти на место и заторможено наблюдал, как кровь довольно вяло для масштаба события хлещет из порванных жил. Я уже должен был истечь ею и умереть. Стоило ли рыпаться? Трупу целые конечности не требовались.
Мысли плыли в голове так вяло, что не стоило вникать, я так и сделал. Продолжал складывать вместе разрушенные кости, вполне возможно, под самым нелепым углом, не пытался сосредоточиться на других проблемах. Терпел потихоньку предложенное. Я всё ещё не умер, и этот вопиющий факт напомнил, что в человеческом облике по-прежнему оставался отчасти не человеком. Кажется, я удивился, а потом всё же потерял сознание. Давно следовало, если на то пошло.
Человеку трудно судить, каким протяжённым бывает обморок, я же всегда знал время отключки с точностью почти до секунды. Вот и сейчас, едва разум вывалился из непроизвольной комы, сообразил, что отсутствовал считанные минуты. Вода ещё колыхалась, где вяло, где зло, но корабль больше не выкаблучивался, застыл в непонятном оцепенении. Я готов был поклясться, что мы не двигаемся, хотя ничего не смыслил в судовождении. Мои смутные галлюцинации о капитанском кресле оставались химерами.
Поначалу я тупо созерцал разгул стихии, вяло освещённый аварийной гирляндой, потом начал вспоминать детали произошедшего и в первую очередь полученное увечье. Глянув на ноги, я обнаружило, что оторванную деталь не потерял, так и прижимал к культе, которая продолжала кровоточить, хотя и чуть заметно.
Голова у меня кружилась, мучительно донимала тошнота, а тут и боль вернулась в тело, решив, как видно, что пришло самое время о себе напомнить. Я и застонать толком не смог, так проскрипел что-то неопределённое.
Пальцы, сведенные судорогой, упрямо удерживали вместе две части одной конечности, а в остальном я мог шевелиться, хотя и не горел желанием это делать.
Я не знал, выжил на корабле хоть кто-то из экипажа, или эта карусель накрыла многих, а то и всех, но пока и не заботился о чужих проблемах. Для начала следовало воскреснуть самому, а потом только записываться в некроманты, если вдруг возникнет такое желание.
Я постарался ни о чём не думать, просто застыть и дожидаться волны регенерации, но на этот раз она не спешила, словно возмущённая числом повреждений на которое я сподобил, хоть и не своей волей, несчастный организм.
Кроме того, мне требовалась подпитка. Обычно я терял аппетит в первые дни после восстановления, но тогда оно хотя бы начиналось, а вот сейчас обстоятельства опустили на дно такой глубокой ямы, что скопившаяся здесь тишина отдавала уже могильным совершенством. Я прищурился и попытался оглядеться. Миски с кашей, естественно, не увидел, заметил лишь знакомых червяков-чистильщиков, некогда населявших бассейн. Они бестолков плавали, едва шевеля округлыми боками, держались на поверхности, словно искали, да не нашли глубину. Живые поглотители производимых тангарской кожей отходов. Гадость. И одновременно еда.
Стараясь ни о чём не думать, я подполз ближе к воде, выловил пальцами свободной руки первого червяка и раньше, чем ноздрей достиг его запах, (хотя, чем бы он мог поразить на фоне того, что уже воняло?) отправил в рот. Вкуса я, к счастью, не ощущал, а шевеление прекратилось, едва я стиснул челюсти. Они почему-то уцелели во всех катастрофах и работали вполне прилично, я вяло прожевал червяка и потянулся за следующим.
Организм откликнулся вначале неистовой тошнотой, затем таким же диким голодным спазмом, потому я отринул сомнения, если они у меня и водились. Ловить мелких тварей оказалось несложно, да и мёртвых вокруг плавало немало, так что я почти без затруднений набил ими живот, особенно удачно пошла охота, когда спустился по покатому боку своего острова, хотя и пришлось для этого погрузиться в воду. Впрочем, влага не пугала, я и так был совершенно мокрый, да ещё покрывался коркой застывающего постепенно ила.
Наевшись, я медленно вскарабкался обратно и примостился в скрюченной волей обстоятельств позе на относительно сухом месте. Теперь пробрала дрожь, и я никак не мог определить, от холода это или просто нервное. Температура в трюме вряд ли сильно снизилась.