Ручей, монотонно журчащий внизу, порос камышом. Мясистые листья и бархатные шоколадные стрелки пробивались между костями огромной рыбы, выступающими из воды и перегораживающими течение. Рыб таких размеров я еще не видел: одна ее костяная голова, блистающая теперь белизной, была размером с антиграв. Зрелище не из приятных, поэтому я, подхватив за ошейник опасливо приблизившегося Рульфа, поспешил на другую сторону…
Мы прошли закрытый магазин с разбитой, пустой темной витриной, в которой скрывался целый выводок кошек. Они зажгли свои глаза-фонари, услыхав, как мимо процокал когтями пес.
Миновав богатый квартал с двухэтажными, огороженными коваными решетками заборов домами, мы оказались на широкой проезжей улице, по которой туда-сюда сновали машины. Правила движения в городе обязывали водителей придерживаться специальных маршрутов. У нас на свалке в том необходимости не было, поэтому мы летали, где хотели.
По улице нам навстречу шел биодом. Внешне он походил на огромный металлический четырехногий куб. Трансгенный гепард в его основании повредил лапу и хромал, от чего жилая часть биодома была перекошена набок. Откуда взялся этот пережиток прошлого на улицах современного Анксина – загадка.
В наше время мало кто увлекался дальними путешествиями. Люди предпочитали жить в крупных городах, а не ездить по земле кочевниками. Их можно было понять – окружающий мир стал опасен. Природа и человек разделили зоны влияния и заключили хрупкое перемирие, с условием – не вторгаться на территорию друг друга. Кроме того, использование трансгенных животных стало слишком дорогим удовольствием.
Живая ходовая часть, представляющая собой четыре конечности, идущие от недоразвитого тела, спрятанного в днище дома, требовала огромного количества белкового топлива. У трансгенных животных отсутствовали головы и хвосты. Их туловище представляло собой бесформенную биологическую массу с крошечным мозгом, спрятанным между лопаток и выведенным наружу отверстием пищевода. Зрелище пренеприятное. Собственно поэтому защитники живой природы и развернули кампанию по борьбе с биодомами, а с появлением антигравитационных машин необходимость в устаревших биотехнологиях отпала совсем.
– Что ты об этом думаешь? – Банни дернула меня за рукав толстовки.
– Ничего хорошего – неудобно и жестоко. Плохо, с какой стороны ни посмотри.
– Спорить не буду, – кивнула Банни, – а вот Йорк Хайко с тобой бы не согласился.
– Йорка Хайко не существует, – усмехнулся я, но, вспомнив, как трепетно Банни относится к своей выдуманной биографии, тут же исправился. – И чем бы Йорк Хайко аргументировал свои слова?
– Тем, что будущее за биотехнологиями.
– Ерунда, вон они, твои…вернее его биотехнологии, еле ноги волочат, – я указал взглядом на биодом и тут же, схватив Банни под локоть, ринулся в один из переулков.
Тому была причина. Биодом качался из стороны в сторону. Трансгенный гепард поджал травмированную конечность и, оступившись, сделал шаг с проезжей части в сторону тротуара. Огромная лапа опустилась на припаркованную возле ювелирного магазина красную «Ливретту». Душераздирающе пискнув, машина захрустела ломающимся пластиком и превратилась в лепешку. Биодом подался, было, в сторону, но, окончательно потеряв равновесие, плюхнулся задом на стоянку, расплющив при этом еще десяток машин.
Из ювелирного, истошно визжа, выбежала хозяйка «Ливретты». Вскоре подоспели и другие пострадавшие автовладельцы. Они столпились вокруг и принялись орать на все лады, желая увидеть виновника происшествия. В железном борту биодома открылся люк, и оттуда высунулась загорелая женщина в камуфляжном комбинезоне. Она принялась что-то объяснять, но толпа ее не слушала. На крики подоспели несколько патрульных машин, из которых вывалила дюжина здоровенных полисменов, которые тут же принялись разбираться, в чем дело.
Решив не дожидаться, чем закончится разборка, мы отправились дальше, волоча за ошейник грозно облаивающего всех собравшихся Рульфа. Возле спуска к большой реке я остановился, а Банни направилась по ступеням вниз, прямо к воде.
– Что-то не так? – она обернулась, почувствовав, что я не иду следом.
– Нам обязательно подходить к воде? – спросил я настороженно.
– Конечно, обязательно, как же я тогда покажу тебе то, что хочу показать?
Я спустился. Утопая кроссовками в песке, подошел к девушке. Она ободряюще потрепала меня по плечу и, усевшись возле самой воды, принялась стягивать кеды. Управившись с обувью, закатала джинсы и, к моему изумлению и ужасу, шагнула в реку.
– Ты что творишь! Сумасшедшая, – в шоке от увиденного, я бросился следом, рванул ее за руку и оттащил на безопасное расстояние от водной кромки.
– Не дрейфь, глаз! Ну, ты чего? – Банни посмотрела на меня, как на маленького испуганного ребенка; ее теплая шершавая рука коснулась моей щеки. – Поверь мне, я знаю, что делаю!
Поддавшись обаянию этой наивной, самоуверенной честности, я отпустил ее руку и отошел на шаг:
– Очень надеюсь, что ты знаешь, что делаешь…
– Конечно, – кивнула Банни, заходя в воду по пояс, – достань из сумки хлеб, пожалуйста.