Упавший в пути

На следующий день после произошедших событий явился мой сводный брат. Красавец, умница – по словам отца и бабушки, подлец и мошенник – по моему собственному мнению. Он стоял у дома с обычным для него надменным видом. Еще в детстве для пущего величия этот негодяй взял себе имя легендарного воина из героических саг – Диамандо. Похоже, он совсем вжился в образ, и, как прежде, задирал нос направо и налево не считаясь ни с кем и никого не уважая. Такой уж он человек.

Брат увидал, как я понуро бреду в сторону дома из местного медпункта, и край его верхней губы пополз вверх, обнажая зубы в издевательской улыбке:

– Привет, придурок!

– Чего скалишься? – хмуро поинтересовался я, поправляя обматывающие лицо бинты. Я злился на брата по одной простой причине. Он постоянно крал у меня карманные деньги, а последнее его посещение закончилось тем, что я не досчитался круглой суммы, отложенной на починку мопеда.

– Ты выглядишь хуже обычного, – глаза Диамандо вспыхнули как угли, – это не может не радовать!

– Какого черта ты приперся, ворюга? Скоро и так ни кола, ни двора не останется, после твоих посещений.

– Слюнтяй, беги, наябедничай отцу! – брат одним быстрым и ловким движением больно щелкнул меня по лбу, – не лезь ко мне, ты, бесполезный, бестолковый…. Дони! Даже имя у тебя идиотское!

Брат всегда смеялся над моим именем, потому, что меня это злило, и это меня злило еще больше! Детские обиды, ревность и поруганное чувство справедливости, когда отец поддерживал Диамандо, несмотря на мои жалобы, сделали свое дело.

Мы сцепились в исходящий руганью и рычанием клубок, поднимая пыль и издавая дикие звуки не свойственные ни одному более-менее цивилизованному существу. Рульф кинулся с лаем мне на помощь и укусил за ногу Диамандо. Тот, лягнул пса, а мне отвесил затрещину, от которой потемнело в глазах. Отец нас разнял. Разнял одним спокойным словом. Просто сказал, чтобы мы остановились, и мы послушались. Больше не дрались и не разговаривали друг с другом. Это казалось лучшим, что мы могли сделать…

Диамандо прятался от долгов. Он, естественно, не признавался в этом – как обычно держал марку. Но я все понял. Слишком хорошо я знаю брата. Бабушка и отец, как обычно, сжалились над моим непутевым братцем и собрали для него немного денег. Я выругался про себя, но спорить со старшими не стал – смирился уже с тем, что брату все и всегда достается легко. И глядя, как родня прощает ему долги, да еще и денег подкидывает, я уже не завидовал и не обижался.

Наконец, довольный Диамандо собрался нас покинуть. Непонятно зачем и почему отец отправил меня в город вместе с ним, объявив, что пора мне научиться уму разуму, жить самостоятельно. Не знаю, чего добивался мой родитель. Хотел ли он сдружить меня с братом, или, напротив, наказать отлучением от дома за несговорчивый характер, то мне не ведомо. Однако, в результате одного короткого неприятного разговора, решение было принято, и я отправился паковать свои вещи, с легкостью уместившиеся в потрепанный рюкзак.

Мне ужасно не хотелось уходить из Мусорной Сопки, но отец был непреклонен. Итак, за плечами у меня лежала пара книг по истории, моток проволоки, крестовая отвертка и пара неисправных раций, которые я накануне собирался починить. Сам я, в сопровождении Рульфа, плелся метрах в пяти от брата, который также как и я пребывал в весьма дурном настроении.

Мы миновали свалку и углубились в лес. Шли молча, не обращая внимания друг на друга. Наш путь лежал в сторону железнодорожной станции, куда, продираясь через густые заросли и бурелом, раз в две недели прибывал поезд.

Поезд. Для нас, местных жителей, он был символом свободы и благополучия. Таинственный поезд, который появлялся ниоткуда и уносился вникуда. Иногда на нем приезжали люди из других городов. Они привозили газеты и книги и продавали их местным перекупщикам. Я сам ездил на поезде пару раз в жизни. Отец брал меня на рынок, который находился в большом поселке, что по дороге на Новый Бомбей.

Перед тем, как мы отправились в город, я посетил медпункт, где улыбчивый доктор предложил мне вставить железные зубы, вместо выбитых. Я согласился: осколки, засевшие в челюсти, были извлечены, а оба клыка заменены на стальные протезы. Вся процедура оказалась крайне неприятной, зато быстрой.

Итак, мы с Диамандо продолжали идти вперед по знакомой с детства дороге. Позади меня трусил Рульф, вывалив язык и наступая мне на ноги. Утоптанная земляная тропа то и дело прерывалась глубокими лужами, которые приходилось огибать, продираясь сквозь густой ельник. В этом лесу не было гибридных деревьев, все укрывал сизый кудлатый мох, который ватными бородами свисал с деревьев, клубился под стволами, распространяя кругом грибной запах прелой сырости.

Путь наш обещал быть долгим. Мы шли часа три, прежде чем присели передохнуть на ржавый остов кровати, одиноко торчащий посреди поляны, окаймленной кудрями мха. Потом снова пошли.