― Пока, мама, ― бормочу я и открываю дверь.
― Августа, ― слышу за спиной я ее строгий голос. ― Ты могла хотя бы один день
посидеть дома. У тебя скоро экзамены, и…
― Я знаю, ― раздраженно перебиваю я ее. ― Я готовлюсь к ним. Нет причин
волноваться. Теперь я могу идти?
Я не вижу ее лица, но прекрасно знаю, что оно искажено в недовольной гримасе.
― Только недолго, ― в итоге, говорит она, и я вылетаю на лестничную площадку, громко
захлопывая за собой дверь.
Когда я подхожу к дому Ангела, он уже на улице со своим отцом. Они о чем-то
разговаривают, и Ангел даже улыбается. Я ускоряюсь.
― Привет, ― говорю я ему и улыбаюсь. ― Здравствуйте, Виктор Валерьевич.
Оба поворачиваются в мою сторону.
― Привет, ― произносят они хором, а затем переглядываются друг с другом.
Ангел усмехается и качает головой.
― Ладно, оставляю вас, ― говорит Виктор Валерьевич.
Он долго смотрит на сына с беспокойством. Я вижу этот взгляд каждый раз, когда Ангел
идет со мной на прогулку… когда он вообще выбирается из дома. Я понимаю, что Виктор
Валерьевич и Виолетта Александровна никогда не будут абсолютно уверены в безопасности
Ангела, но спасибо, что они все же доверяют мне его.
― Удачной прогулки, ребята, ― вяло желает мужчина и идет к подъезду.
Когда он уходит, я подхожу к Ангелу.
― Как дела? ― спрашиваю я.
― Лучше всех, ― отвечает Ангел.
Я закатываю глаза, так как понимаю, что это ирония.
― Сегодня хорошая погода, ― говорю я. ― Мы можем…
― В парк, ― перебивает меня Ангел.
― Ладно, ― вздыхаю я.
***
Я и Ангел смотрим на плавающую льдину в пруду, который находится недалеко от его
дома.
108
― Как дела в школе? ― безучастно интересуется Ангел.
Я пожимаю плечами.
― Как обычно.
― Это не ответ. И… ты снова пожала плечами.
Я поворачиваю голову в бок и опускаю ее, чтобы видеть лицо Ангела. Он задумчиво
смотрит вперед.
― Честно говоря, меня мало заботит то, что происходит в классе, ― признаюсь я.
― Почему?
― Ну, ― я медленно выдыхаю и отворачиваюсь, ― может быть, потому, что меня
никогда не интересовала вся эта суета.
Я слышу, как Ангел тихо усмехается.
― Меня волнует кое-что другое, ― говорю я и снова смотрю на него. ― Как твои дела.
― Ты прекрасно видишь, как мои дела, ― ровным голосом отвечает Ангел.
Я хмурюсь. Я ошибалась, думая, что сегодня он в хорошем настроении. Сейчас я
понимаю, что это совсем не так. Точнее, Ангел ведет себя, как обычно. Он говорит таким
тоном, будто все нормально, но голос пустой и безжизненный, что говорит о том, как тяжело
ему приходится.
― И мне не станет легче, если ты будешь молчать, ― добавляет Ангел спустя минуту.
Я моргаю и встряхиваю головой.
― Я не...
― Знаю, о чем говорить? ― заканчивает за меня он.
В точку.
― Говори обо всем. Важно, не важно, интересно, или глупо… Просто говори.
― Ну-у-у, ладно. Я попробую.
Я усиленно придумываю темы для разговора, но все они кажутся такими бессмысленными
сейчас, когда все так серьезно, но я точно знаю, что до Беды Ангела мы бы с удовольствием
говорили об этом.
Сейчас все по-другому.
Я, наверно, долго думаю, потому что лицо Ангела становится таким, словно он не ждет от
меня каких-либо предложений. Он просто смотрит вперед, а я смотрю на него, и так сложно в
этой нелепой хрупкой тишине.
― Как Егор? ― спрашивает Ангел.Он берет дело в свои руки, и спасает нас обоих.
Я напрягаюсь, когда слышу это имя.
― Без понятия, ― холодно отзываюсь я.
― Вы не общаетесь? ― кажется, Ангел искренне удивлен.
― Нет.
― Почему?
Я в замешательстве смотрю на него.
― Почему? ― повторяю я, и мой голос неосознанно повышается. ― Он так жестоко с
тобой поступил…
― Со мной, а не с тобой, ― осторожно перебивает Ангел.
― Это все равно, что предать меня, ― во мне бурлит обида, которая появилась в одно
мгновение из воздуха.
Я не понимаю, как Ангел может волноваться о Егоре, когда тот так поступил с ним? Я не
понимаю, почему он вообще думает о нем? Разве ему не должно стать все равно? Разве Егор
того не заслуживает? За свою трусость. За свое отношение.
Я не понимаю. И никогда не смогу понять.
Но… но это же Ангел, и он всегда будет беспокоиться о тех, кто ему дорог, даже если эти
люди бросают его в беде. Он святой, не иначе.
― Помнишь мой девиз? ― спрашивает Ангел, возвращая меня в суровую реальность из
темных мыслей.
― Да, ― неопределенно киваю я. ― Самый темный час ― перед рассветом.
109
Ангел медленно и тяжело втягивает в себя воздух и резко выдыхает.
― Так вот, рассвет для меня никогда не наступит. Я навсегда остался в этом самом
темном часу, ― его губы плотно сжимаются. ― Мне стоит поменять девиз. Как насчет:
«Смирись, потому что это единственное, что остается делать. Смирись, потому что это все, на
что ты способен».
Я качаю головой.
― Не говори так, ― произношу, почти умоляю я.
― А как мне еще говорить? Как? ― Ангел кидает на меня обреченный взгляд. ―
Вселенная не на моей стороне. Не в этот раз. Знаешь, я думаю, это проклятье. Сначала та