что мой подбородок прижат к правому плечу, и глаза смотрят на улыбающееся лицо со
шрамом. Я понимаю, что не должна разглядывать длинный бледно-розовый рубец, но ничего не
могу с собой поделать. Любопытство захлестывает меня, и мои глаза просто-напросто
приклеены к левой щеке новичка.
― Не подскажешь, на какой странице находится отрывок, который вы должны были
выучить? ― вежливо спрашивает он меня.
Я, наконец, отрываю взгляд от его шрама и перевожу на большие глаза теплого
коричневого оттенка. Я была права. Они у него не светлые. А какие длинные ресницы! Я много
раз слышала, как девчонки говорили, что хотят такие ресницы, и специально наращивают их.
Я еще никогда и никому так долго не смотрела в глаза. Но новичок выглядит спокойным,
словно нет ничего странного и ужасного в том, что я так откровенно разглядываю его. Я же не
красивая! И лицо у меня всегда такое, словно я когда-то проглотила кирпич. И почему меня
вообще заботит, какого мнения обо мне новенький? Мне должно быть все равно. На всех. И на
этого паренька тоже.
― Что? ― спрашиваю я, делая вид, что не расслышала его в первый раз.
Новичок щурит глаза и улыбается. Я громко сглатываю и приказываю себе вести себя
нормально, ну, или хотя бы приблизительно к адекватному состоянию.
10
― Я говорю, не скажешь, на какой странице находится отрывок, который вам задали
выучить наизусть, ― весело повторяет он.
Я бросаю краткий взгляд на его парту и вижу старый учебник литературы.
Я немного хмурюсь и поднимаю взгляд.
― Тринадцатая страница, ― отвечаю я и ужасаюсь, потому что мой голос звучит ужасно.
Как будто я не говорила несколько дней. Хотя, это почти так и есть. Я мало разговариваю.
― Большое спасибо, ― потягивая слова, благодарит Ангел, и я хмурюсь сильнее, гадая,
издевается он, или говорит серьезно.
Должно быть, издевается. Да, точно. Издевается. Наверно, думает, что я слабоумная, или
что-то в этом роде. Ну, даже если он пока так не считает, то в скором времени неизбежно
изменит свое мнение. И в этом ему с радостью помогут мои замечательные одноклассники,
которые в ярких красках объяснят, что я сумасшедшая и тихоня, чучело, уродина, немая…
Уверена, они найдут слова.
― Все, время вышло, ― говорит Светлана Александровна.
Я пользуюсь моментом и отворачиваюсь. Закрываю глаза, делаю глубокий вдох,
избавляюсь от страхов, назойливых мыслей и непонятных сомнений, и встряхиваю головой.
Нужно сосредоточиться на литературе. Только это имеет значение. Только это.
― Может, кто-нибудь хочет рассказать по желанию? ― спрашивает учительница.
Все молчат. Так всегда. Светлана Александровна, сузив глаза, смотрит на нас и улыбается.
― Ладно, если желающих нет, то пойдем по списку, ― говорит она и опускает взгляд к
журналу. ― Астафьев. Давай к доске.
Я усмехаюсь так тихо, чтобы никто не мог услышать. Астафьев Сережа никогда не выйдет
к доске и на «отлично» расскажет отрывок из «Слова о полку Игореве». Он никогда не напишет
хорошо сочинение, или решит задачку по геометрии, сложное уравнение по алгебре. Сережа
ненавидит физику, химию, физкультуру и, возможно, все уроки.
Я перевожу взгляд на него. Астафьев вальяжно сидит на стуле, откинувшись на спинку, за
третьей партой на первом ряду и с наглой ухмылкой смотрит на учительницу.
― Я не готов, ― заявляет он, и это никого не удивляет.
Этот персонаж типичный двоечник. Удивляюсь, как он вообще умудрился доучиться до
девятого класса. С такой успеваемостью ему место в школе для особо… непонятливых и
отсталых. Сережа мог бы учиться хорошо, но он в седьмом классе попал в плохую компанию, и
скатился до двоек, хотя до этого учился на тройки и даже четверки.
― Правда? ― с наигранным удивлением произносит Светлана Александровна и с
издевкой смотрит на Астафьева. ― И что случилось на этот раз?
― У бабушки был день рождения, и я не успел подготовиться, ― все еще усмехаясь,
отвечает Сережа.
Его друг ― Капкан, а иначе Колосов Антон ― начинает смеяться.
Светлана Александровна приподнимает брови и вздыхает.
― День рождения шел целую неделю, да, Астафьев? ― спрашивает она.
― Я выучу на следующий урок, ― обещает Сережа.
― Мог бы придумать отговорку поинтересней, ― Светлана Александровна качает
головой и опускает голову к журналу. ― Ставлю точку, ― предупреждает она. ― Но если ты
не подготовишься, то будет двойка. Понял?
― Угу, ― лениво отвечает Астафьев.
― На твоем месте я бы всерьез задумалась об оценках, Сережа.
― Конечно.
Учительница хмурится и смотрит на класс.
― Арбатова, ― произносит она.
Арбатова Камилла ― кукла номер один в этом классе. И она тоже не готова. Это
стопроцентно. Ее мало заботят такие вещи, как подготовка домашнего задания по литературе.
Гораздо важнее то, что она видит в отражении зеркала, когда смотрится в него.
Камилла перестает накручивать на палец локон темных волос.
11
― А я тоже не готова, ― невинным голоском произносит она.