― Правда? Что, тоже бабушка отмечала день рождения? ― иронизирует Светлана
Александровна.
Я не могу сдержать довольной улыбки. Все же, я злорадная.
― Ну… ― мямлит Камилла, но ее перебивает учительница.
― Если не готова, так и скажи.
Я не вижу лица Камиллы, но могу представить, как она сейчас фирменно закатывает
глаза.
― Я не готова, ― бормочет Арбатова.
― И выплюнь жвачку, ― говорит Светлана Александровна.
Камилла встает и модельной походкой направляется к урне. Большинство мальчиков
смотрят ей вслед. Конечно, она стройная и высокая. Даже Егор поднимает глаза и удостаивает
ее своим вниманием. Ха-ха. Наверно, я единственный человек в этом классе, кого совершенно
не заботит фигура Арбатовой. Мне даже жаль ее, потому что у нее есть только внешность, а вот
мозгов она лишена. Должно быть, тяжело быть пустоголовой.
― Вишневская, ― произносит учительница, и я замираю.
Она только что назвала мою фамилию. Вот черт. Я вижу, что Егор смотрит на меня, и
Светлана Александровна, и еще несколько человек. И я краснею. Я всегда краснею, когда на
меня смотрят. Глупо, но неисправимо, к сожалению.
Я знаю, что готова. Я учила этот отрывок два вечера подряд. Но сейчас все слова
вылетают из моей головы, и та остается пустой. Я все забываю. Я теряюсь. Не могу
пошевелиться и сделать вдох. Волна паники окутывает меня, и я начинаю бесследно тонуть в
ней.
У меня много проблем. Одна из них заключается в том, что если я теряюсь, то не могу
собраться. Ну, а если могу, то делаю это очень долго.
― Ты готова? ― спрашивает у меня Светлана Александровна.
Я открываю рот, чтобы ответить, но тут звенит звонок. О, этот спасительный звонок. Как
никогда вовремя.
Все начинают собираться и покидать свои места. Когда учительница отворачивается и
говорит классу, что будет спрашивать отрывок из «Слова о полку Игореве» на следующий урок,
я закрываю глаза и накрываю ладонью лоб.
Я такое ничтожество.
***
Все, чего я хочу, это убежать как можно дальше отсюда и больше никогда не
возвращаться. Но у меня еще три урока. И я просто обязана отсидеть их, чтобы не навлечь на
себя гнев учителей и родителей. Они вспоминают о моем существовании только тогда, когда я
делаю что-то плохое. А так… их словно не существует в моей жизни.
Сейчас химия. И я терпеть не могу этот предмет. Мои тетради по геометрии, алгебре,
физике и химии, в том числе, по большей части служат альбомами, где я оттачиваю свой навык
художника. Неплохо, кстати, получается. Что ж, долгие годы тренировок.
Я и химия ― понятия не совместимые. Как я и алгебра. Я и геометрия. Я и физика. Я и
физкультура. У меня гуманитарный склад ума. Лучше всего мне дается русский язык,
английский, литература, биология, история и обществознание. Последние два несложные
предметы. Ну, а искусство вообще легкий предмет. Все, что требуется там, это хоть как-то
уметь рисовать. И все. Да плюс к этому искусство преподает молодая девушка, которую все
любят доводить до истерики, и сама она легко поддается провокациям. Ей не хватает выдержки
и железных нервов. Но я думаю, потом она станет такой же суровой и злой, как все учителя.
Кроме Светланы Александровны. Светлана Александровна хорошая учительница. Она
абсолютно не похожа на остальных. И она единственная, к кому я испытываю уважение в этой
школе.
12
На химии меня вызывают к доске, и я готова провалиться сквозь землю, лишь бы не идти.
Как и всегда, меня сопровождают колкие комментарии и слова, типа, что я дура и тупица. Что
ж, я не могу не согласиться с ними, потому что я действительно не понимаю химию.
Я битый час стою у доски и смотрю то на уравнение, то в учебник. Ума у меня не
прибавится, если Маргарита Степановна будет кричать на меня, и если одноклассники будут
смеяться и издеваться. Я все равно не пойму.
― Позор! ― пыхтит химичка. ― Как можно не знать валентность кислорода!
― Я забыла, ― тихо произношу я. Нет. На самом деле, я не знаю, какова валентность
кислорода. Я не знаю, потому что мне это не интересно. Я не знаю этого, потому что в будущем
мне вряд ли понадобится валентность кислорода. Я вообще не знаю, что ждет меня в
будущем…
― Расставь коэффициенты, ― говорит Маргарита Степановка и кладет руки на бока.
Я вижу, как она отворачивается к классу и качает головой, что-то бормоча себе под нос. Я
ненавижу химичку, потому что она злая, потому что она никогда не задумывалась над тем, что,
может быть, дело не во мне, а в ней, что это она так плохо преподает свой предмет, что я не
понимаю этого. Ну, или, может быть, она просто не может понять, что я не предрасположена к
этому предмету. Ведь не всем суждено быть химиками!
― Я не знаю, ― вздыхаю я и закрываю учебник.
― Неудивительно, ― ядовито фыркает Маргарита Степановна и начинает сверлить меня
раздраженным взглядом. ― Поставить бы тебе единицу! Но ладно, два. Садись.