upload

Раздолье становилось всё беднее и беднее. У богатых торговцев не было проблем с Икабог-налогом. Они платили сборщикам по два дуката в месяц, а затем повышали цены на свои пироги, сыры, ветчину и вино, чтобы вернуть деньги, потраченные на налог. А бедные люди отрывали такую сумму от своих скудных средств с большим трудом; к тому же им приходилось тратить больше денег на подорожавшую еду. В Торфяндии у детей из-за недоедания даже начало ухудшаться здоровье.

Осведомители Никчэма изо всех городов и деревень докладывали ему, что людям хочется знать, на что тратят их золото. Некоторые раздольцы даже начали задумываться: может, от чудовища и защищаться незачем?

Согласно общему мнению, у жителей разных городов королевства характеры сильно различались: считалось, что цинандальцы – в основном забияки и мечтатели, обитатели Брынзбурга – люди мирные и вежливые, в то время как об эклервилльцах часто говорили, что они гордые, даже заносчивые. А вот жителей Беконстауна считали прямодушными и честными, поэтому именно они первыми начали всерьёз сомневаться в существовании Икабога.

Своих единомышленников мясник Табби Филей собрал в городской ратуше. Табби был достаточно осторожен, чтобы не говорить вслух о своих сомнениях; он всего лишь предложил всем присутствующим подписать послание королю с просьбой предоставить доказательства того, что Икабог-налог по-прежнему надо платить. Но как только все разошлись, шпион Никчэма (разумеется, без шпиона там не обошлось) вскочил на лошадь и поскакал на юг. Во дворец он прибыл к полуночи.

Разбуженный лакеем Никчэм тут же поднял с кроватей лорда Треплоу и майора Саранча и позвал их к себе в спальню. Вскоре они уже слушали донесение шпиона. Вначале тот рассказал, как проходило собрание изменников, а затем развернул карту и с готовностью обвёл на ней кружками дома главных зачинщиков, в том числе и Табби Филея.

– Молодец! – гаркнул Саранч. – Ну а дальше всё просто: мы их всех арестуем за измену и посадим в темницу!

– И ничего не просто... – нетерпеливо отмахнулся Никчэм. – На собрании было двести человек – не можем же мы посадить сразу такую кучу народу! С одной стороны, у нас в темнице просто нет столько места. А с другой стороны, все тогда будут шептаться, что мы так поступили просто потому, что не смогли ничего доказать!

– Тогда давай их расстреляем, – заявил Треплоу, – а потом замотаем во что-нибудь, как это мы сделали с Беззаботсом, и оставим рядом с болотом. Когда их найдут, то подумают, что это сделал Икабог.

– Думаешь, люди поверят, что у Икабога есть пистолет? – фыркнул Никчэм, – И в придачу двести плащей, которыми он обматывает своих жертв?

– Ну, если вы собираетесь высмеивать наши планы, милорд, то почему бы вам самому не предложить что-нибудь умное? – пожал плечами Саранч.

Но именно это у Никчэма и не получалось. Хотя его коварный мозг уже трещал от напряжения, он никак не мог придумать, как бы так напугать раздольцев, чтобы они платили налоги не возмущаясь и не жалуясь. Ему позарез нужно было доказательство существования Икабога, но где же его взять?

После того, как Треплоу и Саранч легли спать, Никчэм ещё долго расхаживал взад-вперёд по комнате в глубоком раздумье, как вдруг в дверь опять постучали.

– Что там такое? – рявкнул лорд.

В комнату боком проскользнул лакей Шипоуни.

– Чего тебе? Говори быстрее, я занят! – процедил сквозь зубы Никчэм.

– Как будет угодно вашей светлости, – поклонился Шипоуни. – Так получилось, что я недавно проходил мимо вашей спальни и совершенно случайно услышал об этом сборище изменников в Беконстауне, которое вы обсуждали с лордом Треплоу и майором Саранчем.

– Ага, то есть совершенно случайно услышал... – изогнул бровь Никчэм. В его голосе слышались опасные нотки.

– Я непременно должен сообщить вам, милорд, что в Городе-в-Городе есть по меньшей мере один человек, который думает так же, как и те предатели в Беконстауне, – затараторил Шипоуни. – Ему тоже нужны доказательства, как и этим мясникам. Когда я об этом узнал, то сразу подумал, что подобное может считаться изменой...

– Ну конечно же, это измена! – воскликнул Никчэм. – То есть один из тех, кто нашёл приют под сенью дворца, отплатил благодетелю чёрной неблагодарностью? И кто же из королевских слуг посмел усомниться в словах своего повелителя?

– Ну, вообще-то за такую информацию обычно неплохо платят, но... – протянул Шипоуни, с плутовским видом закатывая глаза.

– Говори сейчас же, кто это! – прорычал Никчэм, хватая лакея за отвороты ливреи. – Может, тогда я и подумаю об оплате... Имя, быстро! Назови мне его имя!

– Д-Д-Дэн Паркетт! – выдавил из себя побледневший лакей.

– Паркетт... Паркетт... Что-то знакомое... – пробормотал Никчэм и отпустил лакея; тот пошатнулся и вынужден был опереться о столик. – Вроде бы так звали какую-то швею?

– Это была его жена, милорд, – сказал Шипоуни, поспешно выпрямляясь. – Она умерла.