Уплотнение границ. К истокам советской политики. 1920–1940-е

Балтийские страны

7 сентября во время беседы с Молотовым, Ждановым и Димитровым Сталин подчеркнул межимпериалистический характер начинающейся войны[790]. Согласно этой логике, помочь более слабому (Германия) для ослабления более богатого (Великобритания) никак не противоречило долгосрочным целям СССР. Основной принцип – остаться в стороне от войны, временно оказывая логистическую помощь Германии[791] и укрепляя свои опорные пункты в Восточной Европе. Именно в контексте советско-германской дружбы была осуществлена – в два приема и без объявления войны – аннексия балтийских стран. В период с 28 сентября по 10 октября 1939 года Латвия, Литва и Эстония одна за другой оказались вынуждены подписать пакты о взаимопомощи со своим могущественным соседом. Мощным стимулом в этих переговорах служило напоминание о возможности полного исчезновения этих стран по польской модели. Сталин умело спровоцировал тревогу у министра иностранных дел Латвии Вильгельмса Мунтерса во время встречи 2 октября, упомянув о немецких планах по разделу латвийской территории вдоль Даугавы. Такой проект действительно обсуждался на переговорах 23 августа и был отклонен ввиду твердого намерения советских властей включить в свою зону влияния всю территорию Латвии.

В основе первого ультиматума, направленного Эстонии, лежал инцидент с польской подводной лодкой «Ожел» («Орел»), интерпретированный следуя логике «косвенной агрессии» Молотова. Боевые действия в Польше привели к бегству военных и гражданских лиц в балтийские страны и в Румынию. Опасаясь советской реакции на появление значительного количества поляков, эти страны поспешили разоружить и интернировать польских офицеров и солдат, чтобы тем самым продемонстрировать Москве свою добрую волю. В момент разгрома Польши «Ожел» оказался в таллинском порту, где, руководствуясь международно-правовым статусом нейтралитета, его задержали эстонские власти. Однако 17 сентября эстонцы позволили подводной лодке уйти в Великобританию. Ничего другого Москве и не требовалось, чтобы заявить о несостоятельности эстонского нейтралитета, а главное, о неспособности эстонской армии контролировать свое побережье. Теперь необходимым условием для обеспечения безопасности побережья и залива в целом было объявлено присутствие советского флота, подводных лодок и авиации. Речь шла о том, чтобы помешать «другим державам» использовать балтийское побережье как плацдарм для нападения на СССР[792]. Решение о сотрудничестве соседей в целях защиты балтийского побережья против возможной агрессии было представлено Москвой как позитивный результат двадцатилетних отношений, прошедших через этапы соглашений 1920 и 1932 годов[793]. Кремль даже организовал вынужденное соревнование между балтийскими государствами[794]: раз Эстония подписала, у Латвии просто нет другого выхода. По словам Сталина, русские ощущают себя ближе к латышам, чем к эстонцам, и потому сотрудничество между двумя странами не встретит никаких затруднений: «…каждый будет знать: здесь два хозяина – латыши и русские»[795]. А что касается Литвы, изначально враждебно настроенной к Польше и получившей от «великодушного» СССР Вильнюс и Вильнюсскую область, то у нее не было средств помешать Советскому Союзу участвовать в контроле ее западной границы[796].

Какие аргументы использовались во время переговоров между балтийскими государствами и Советским Союзом? Помимо неизбежных ссылок на Петра Великого, открывшего России выход к морю, Молотов и Сталин поместили свои требования в контекст современных реалий и войны в Европе. Так, Сталин считал, что его требование предоставить выдвинутые базы на латвийском побережье по большому счету ничем не отличается от притязаний Великобритании, которая требовала от Швеции предоставить ей аэродромы и базы для подлодок и пыталась купить у нее два острова.