Уплотнение границ. К истокам советской политики. 1920–1940-е

Дипломатическая деятельность и правовое оформление контактов между молодыми советскими республиками и внешним миром находились, кстати, в руках рьяных интернационалистов[257]. Так, в 1920–1921 годах активную роль в отношениях с Польшей играли А. А. Иоффе и Л. М. Карахан, которые вместе с Троцким участвовали в переговорах в Брест-Литовске, а затем были отправлены на дипломатическую работу в Китай. Важнейшую роль в дипломатии молодой Советской Украины сыграл Х. Г. Раковский, а основы советского сближения с Афганистаном, носившего антибританскую направленность, заложил Ф. Ф. Раскольников. Что касается главы Наркоминдела, бывшего меньшевика Г. В. Чичерина, то он, судя по всему, совершенно по-разному подходил к политике в отношении стран Востока и Запада. Если в случае первых Чичерин придерживался ультрареволюционных взглядов (так, в 1923 году он критиковал Иоффе за то, что тот отдал Монголию «белогвардейцам»), то в отношении западных государств склонялся скорее к политике в духе дореволюционных традиций.

С военной и идеологической точек зрения дискуссии и принимаемые решения отсылали к представлениям о передовом фронте: считалось, что революция должна распространяться от одной советской республики к другой. При этом пространство продвижения революции не составляло единого целого: речь шла о том, чтобы связать друг с другом очаги рабоче-крестьянского суверенитета (советы, партийные комитеты, самопровозглашенные республики). Когда в условиях военного поражения Германии забрезжила надежда на победу революции в Киле и Берлине, Ленин, желая обеспечить смычку революционных сил, бросился рассылать телеграммы с целью мобилизовать одновременно русских пограничников на украинской границе, польские и литовские революционные отряды, а также коммунистов из числа германских солдат, занимавших эти территории[258]. В свою очередь Троцкий, в тот момент нарком военно-морских дел, в ноябре 1918 года рассматривал границы Советской России как ключевой фактор распространения революции[259]. В начале 1919 года между ним и большевистским руководством украинских национальных отрядов вспыхнул конфликт по поводу целей военных действий на территории Украины. В то время как Троцкий и Москва видели их основной задачей соединение с венгерскими революционерами, украинские коммунисты считали главной целью защиту своей территории. В июле 1920 года, когда в момент наступления Красной армии на Варшаву мечты о распространении революции, казалось, были как никогда близки к осуществлению, Ленин в телеграмме Сталину с увлечением рисовал радужные перспективы:

Зиновьев, Бухарин, а также и я думаем, что следовало бы поощрить революцию тотчас в Италии. Мое личное мнение, что для этого надо советизировать Венгрию, а может быть также Чехию и Румынию. Надо обдумать внимательно[260].

Таким образом, в представлениях большевистских лидеров о пространстве накладывались друг на друга две карты территориального суверенитета. На первой карте, соответствующей бывшей Российской империи, суверенитет уже был установлен в революционном центре, откуда его следовало распространить в направлении контрреволюционных окраин. Именно эту карту имел в виду Сталин, когда в апреле 1918 года он, будучи наркомом по делам национальностей, отстаивал идею территориальной автономии приграничных регионов, отстававших от центра. На второй карте, включавшей Восточную Европу, пространство состояло из революционных очагов, которые надлежало, если представится такая возможность, постараться соединить друг с другом. То, что представляло собой рубеж или окраину на первой карте, на второй соответствовало промежуточному пространству, которое в одних случаях виделось коридором, а в других – барьером.

Об устойчивости таких представлений свидетельствует плакат 1923 года (ил. 5). Польша изображена на нем в виде закрашенного черным цветом пространства между двумя пограничными барьерами, стоящими на пути советско-германской взаимопомощи. В этом плакате нашли отражение три тесно переплетенных эпизода истории начала 1920-х годов: Рапалльский договор 1922 года, заложивший основу взаимовыгодного сотрудничества между Советской Россией и Веймарской республикой; неудачные попытки объединения германской и русской революций (1921 и 1923 годы); история создания санитарного кордона, в роли которого в данном случае выступала Польша.

Следует заметить, что сама советская территория на этих картах отнюдь не выглядела единым блоком: она была расчленена на национальные республики. Это пугало как многих рядовых членов партии, так и ее руководителей, которые видели в централизации лучшую гарантию от риска националистических уклонов. Уже в конце 1917 года Ленин отвечал на эти опасения следующим образом: