Уплотнение границ. К истокам советской политики. 1920–1940-е

Продолжать субсидировать Петрушевича при условии, если в его штабе будет наш представитель. Повысить его ежемесячную субсидию до 1500 долларов. В дальнейшем повысить ему субсидию еще больше после проверки его. Принять предложение Сидорина. Иметь в виду возможность его субсидирования.

Проверить справки Тютюнника об его организации в Галиции. В случае его солидности считать возможным оказание ему материальной поддержки. Поручить это тов. Фрунзе.

В целях проверки всех организаций секретно вводить в них наших людей.

‹…› Выяснить роль Геровского. Поручить тов. Калюжному выяснить положение всех партий в Прикарпатской Руси[378].

Речь шла о настоящей стратегии, направленной на проникновение в русско-украинские политические и повстанческие круги. ГПУ достаточно легко удавалось установить там контакты, как свидетельствуют упомянутые в процитированном выше документе имена. Юрий Тютюнник, один из самых известных атаманов Гражданской войны, во времена Петлюры сражался с большевиками во главе группы войск УНР, а после 1921 года, находясь на территории Польши, продолжал приграничные атаки против Советской России. Будучи арестован летом 1923 года, он согласился сотрудничать с ГПУ. Уроженец Буковины Алексей Геровский, правовед, эксперт по австро-венгерским вопросам в российском Временном правительстве, после революции жил в Подкарпатской Руси, где выступал за защиту православной и русской идентичности от чешского влияния, пока в 1927 году его не выслали в Сербию и не лишили чехословацкого гражданства. Казачий генерал Владимир Сидорин в годы Гражданской войны сражался под командованием Деникина, но был обвинен в сепаратистских действиях в пользу донского казачества и лишен права носить мундир русской армии; в эмиграции жил в Болгарии, Сербии, а затем Чехословакии. Мы не знаем, что именно он предложил Москве. Все эти люди находились в положении маргиналов и испытывали большие материальные трудности, что делало их потенциально восприимчивыми к предложению работать одновременно на свои идеи и на Москву.

Не прекращая подпольной деятельности, советская сторона регулярно выступала с публичными заявлениями. Статья 7 Рижского договора предусматривала для поляков в России, на Украине и Белоруссии и для русских, украинцев и белорусов в Польше право использовать родной язык в сфере администрации, образования и культуры, а также широкую автономию для религиозных и образовательных организаций, существующих внутри этих национальных сообществ. Советские дипломаты регулярно ссылались на эту статью, обвиняя польские власти в несоблюдении взятых обязательств[379]. 5 сентября 1924 года Москва выступила с особенно жесткой нотой, отвергая точку зрения, согласно которой ситуация в Восточной Галиции была внутренним делом Польши:

…обусловленный Рижским договором отказ его от прав и притязаний на территории, расположенные к западу от установленных этим договором границ, не означает еще, что судьба украинской народности, составляющей более 70 % всего населения Восточной Галиции, может быть безразлична для той же украинской народности, населяющей Украинскую Советскую Социалистическую республику, равно как и не означает, что Союзное Правительство признает за Польской Республикой право на аннексию Восточной Галиции, население которой неоднократно в резких формах выражало свой протест против его включения в состав Польши[380].