Уплотнение границ. К истокам советской политики. 1920–1940-е

Однако, по мнению Генштаба, все созданные таким образом укрепления являлись не более чем наброском оборонительной системы. Современные военные стратегии требовали создания полевых оборонительных сооружений, минных полей, противотанковых и проволочных заграждений. Кроме того, следовало улучшить дорожную сеть и водоснабжение, построить новые казармы и склады, провести электрификацию Карелии. В декабре 1932 года командующий войcками Белорусского военного округа И. П. Уборевич настойчиво предупреждал Сталина, Молотова и Гамарника о том, чем чревато в случае военных операций отсутствие объездной дороги вдоль границы, а также настаивал на необходимости ускорить работы по мощению и покрытию гравием 1777 км стратегических дорог, построенных в Белоруссии в предыдущие годы[484].

Обустраивая пограничную зону с оборонительными целями и сводя к минимуму размещение промышленных объектов вблизи рубежей, советское правительство использовало уже не раз опробованные военные рецепты. Зато превращая пограничные зоны в дотационные территории, оно, подобно другим государствам Восточной Европы, занималось инновациями. Однако его политика позитивной дискриминации повлекла за собой совершенно другие результаты. В советском случае все эти меры привели не к интеграции приграничных зон с остальными территориями, а к существенному усилению их специфики, которая проявилась в том числе в их превращении в пространство полицейских инноваций.

Создание крепостей социализма

Лояльность населения периферийных территорий была для СССР ключевой проблемой, и уже в ранние годы были приняты меры по усилению контроля в приграничной зоне. «Крокисты», сотрудники контрразведывательного отдела ОГПУ, и агенты Разведупра вели наблюдение за «социально чуждыми элементами» и другими группами населения, среди которых, как считалось, могли скрываться шпионы; это приводило к периодическим чисткам. Существует целый ряд сборников документов и важных исследований, посвященных депортациям, начавшимся в момент раскулачивания и продолжавшимся на протяжении всех 1930-х годов[485]. Поэтому моей целью здесь будет не систематическое описание различных этапов этих репрессий, а попытка представить то, как еще до их начала пограничная зона стала площадкой, где разрабатывалась и тестировалась новая репрессивная география. Это позволит нам, в частности, увидеть разнообразие форм, которые принимали принудительные перемещения. Внимание историков обычно сосредотачивается на массовых депортациях, что вполне естественно. Эта радикальная практика является, однако, частью широкого спектра форм принудительных перемещений, к которым прибегало советское государство в приграничных районах. Другим характерным для этого периода явлением было бегство за границу, прежде всего в ходе коллективизации украинской деревни. Но добровольные и принудительные миграции осуществлялись и, наоборот, в направлении пограничных зон. Одним из примеров является переселение «красных» казаков. В некоторых случаях миграции в приграничные районы несли на себе следы характерных для царской России практик обустройства территории и внутренней колонизации. Какое место в этих гигантских перемещениях, направления которых задавались сталинской географией лояльности, занимают мигранты, незаконно пересекавшие границу, стремясь попасть в СССР? Иммиграция часто кажется чем-то немыслимым для советской истории и потому остается вне поля зрения исследователей. В самом деле, кому, помимо узкого круга поклонников советского строя, могло прийти в голову отправиться на родину пролетариата и что с ними там происходило?

Высылка, переселение, депортация: пограничная зона как лаборатория

В пункте 8 программного постановления о пограничных зонах, подписанного 17 сентября 1925 года, упоминалась борьба с профессиональными контрабандистами, бандитами и шпионами, а в пункте 12 переселенческому комитету предлагалось подготовить переселение лиц, чье проживание в пограничной зоне считалось нежелательным.