Он думал об этом некоторое время, даже когда на следующий день действительно пришло известие, что Германия теперь находится в состоянии открытой войны с Америкой. Вечером он посмотрел выступление Гитлера по телевизору, – к счастью, там ограничились показом только важных выдержек из его полуторачасовой речи, – а затем решил вернуться к поиску рыжеволосой «графини» и найти ее, пока все окончательно не пошло прахом.
24
Зима 1941–1942 годов не хотела заканчиваться, простираясь грязно-серым в ту часть календаря, которая со всей справедливостью должна принадлежать весне. Казалось, что погода тоже участвует в войне, причем на вражеской стороне.
В столовой НСА теперь по понедельникам и четвергам были только так называемые «блюда полевой кухни», чаще всего это была густая похлебка или простое порционное блюдо. Все предприятия общественного питания в рейхе обязаны были поступать так же: Родина должна была питаться из того же котла, что и солдат на фронте. Кроме того, с конца октября удерживалось десять процентов заработной платы в соответствии с постановлением о «железной экономии», а с января работникам оборонной и угледобывающей промышленности приходилось работать еще больше смен, чем раньше.
Была создана организация «Ландвахт», состоявшая из членов СА, СС и других организаций, а также ветеранов Мировой войны, которую теперь все чаще называли Первой мировой. Англичане наносили бомбовые удары по Гамбургу, Любеку, Франкфурту и даже Берлину. Тем временем под страхом наказания было запрещено принимать иностранное телерадиовещание или подсоединяться через глобальную сеть к компьютерам, находящимся за границей: последнее в особенности легко отслеживалось, и с момента введения запрета было вынесено несколько громких смертных приговоров, даже несовершеннолетним.
Евреи между тем должны были носить так называемые «желтые звезды». Им приходилось сдавать свои телефоны и велосипеды, им больше не разрешалось держать домашних животных, выписывать журналы, посещать нееврейские парикмахерские, покупать мясо и молоко. И – им больше не разрешалось покидать Германский рейх.
Несмотря на это, они то и дело
К концу апреля отец Хелены получил известие, что его наставник, профессор Вегнер, умер в преклонном возрасте. «Разумеется, мы не можем туда не поехать», – сказал он, поэтому 24 апреля, в ветреную, холодную пятницу, родители Хелены уехали в Линц, где ученый жил в последние годы жизни.
И вот, вернувшись в тот вечер из ведомства домой, Хелена впервые в жизни оказалась в доме
Одна в доме! Как странно это было! Во всех комнатах темно и холодно, нигде нет ни звука, не слышно ничего, кроме жужжания холодильника на кухне. Насколько пустой казалась большая лестница, когда зажегся свет и было известно, что в доме никого нет! Даже знакомый скрип той или иной доски деревянного пола звучал поразительно чуждо, а что это там загремело? Наверное, холодный ветер, который дул снаружи, попадал в оконные ставни – но какой жуткий шорох он издавал!
Как всегда, первым делом Хелена отправилась в свою комнату, чтобы переодеться во что-то более уютное и подключить телефон к зарядному устройству. Затем она пошла на кухню. Йоханна пообещала приготовить ужин, который ей нужно было просто разогреть. Конечно, она так и сделала; кастрюля стояла в холодильнике, вместе с запиской, где настолько точно было расписано, что нужно сделать, словно Хелена никогда в жизни не видела плиту. Она ухмыльнулась. Для Йоханны она на всю жизнь останется маленькой девочкой, для которой у той всегда найдется угощение, когда она заходит на кухню.
Но это могло подождать, она еще не проголодалась. К тому же она хотела сначала растопить печь, а то дом довольно остыл! Когда она спустилась в котельную, там уже стояла порция угля, которую ей оставалось забросить в печь. Большинство радиаторов в доме все еще были выключены; кроме кухни и одной из ванных комнат, отапливалась только гостиная, туда поставили еще и обеденный стол.
Когда огонь разгорелся, Хелене захотелось пройтись по всем комнатам в доме, в полном спокойствии и уединении.
По-прежнему было слишком тихо, прямо-таки необычайно тихо, даже несмотря на тихое журчание труб отопления. Вообще дом был огромен, слишком большой для одной семьи. Ее отец унаследовал его от своего отца, Боденкампы жили здесь уже в третьем поколении, но у ее бабушки с дедушкой было значительно больше детей, а также больше прислуги. У отца было трое старших братьев, все трое тоже были врачами, как принято в семье. Все трое рано умерли: двое на войне, один от сепсиса, которым заразился.