«Где же вожделенный свободный конкурентный рынок? А нет его. И быть не могло. Ибо эта сладкая капиталистическая мечта могла быть реальностью лишь где-нибудь в середине XIX века, да и то далеко не везде. Уж тем более призрачны были надежды создать свободный конкурентный рынок на постсоветском пространстве.<…>
В результате в России до идеала свободной конкуренции очень далеко.
Полноценный рынок в России не появился не потому, что его невидимые руки и ноги до сих пор не могут акклиматизироваться в ее суровых природных условиях. В выше процитированной книге Бузгалина и Колганова далее подробно излагаются не мифические, но вполне прозаические причины, по которым в постсоветской России свободный рынок построить не удалось. В числе первейших из них указывается крайне пренебрежительное отношение властных структур России «к задаче формирования, закрепления и защиты рыночных институтов, норм и правил рыночного поведения». В результате безответственного бездействия российской власти, отказа от исполнения своих непосредственных обязанностей, рынки, предоставленные сами себе, оказались «под регулирующим воздействием, складывающимся из равнодействующей сил бюрократического, корпоративно-монополистического и криминального произвола». Полный перечень приведенных названными авторами причин, по которым в России до сих пор нет рынка подобного рынкам развитых стран, достаточно обширен. Однако мы позволим себе назвать еще одну причину, которая, на наш взгляд, решительно позволяет утверждать, что рынок в его западном понимании в России существовать не может в принципе, и все планы и надежды на его создание изначально относились к разряду безнадежных утопий.
Здесь нам снова нужно будет коротко вернуться к основным положениям работы Макса Вебера «Протестантская этика и дух капитализма». Как мы хорошо помним, Макс Вебер в своей книге утверждает, что новая экономическая система под названием «капитализм» возникла в недрах религиозного сознания протестантского движения, охватившего большую часть европейских стран. Религиозная протестантская этика, в отличие от традиционного христианства, богоугодным деянием рассматривала не коленопреклоненное моление, покаяние в грехах и аскетизм, а истовую преданность и радивое служение какому-нибудь обычному мирскому делу, надлежащее выполнение своих обычных обязанностей по прокормлению и воспитанию семьи, стремление к достижению высоких трудовых и прочих успехов. Протестантское мировоззрение отождествляло мирские, в т. ч. коммерческие удачи индивида с божьим промыслом: чем большего достиг в своем деле индивид, тем больше шансов у него оказаться в краю вечного блаженства – в раю. Приобретенное в результате такой своеобразной формы служения Богу богатство рассматривалось в системе протестантских ценностей не как самоцель, а как справедливое вознаграждение свыше за неутомимую богоугодную деятельность, как очевидный знак богоизбранности. Поэтому протестанты не за страх, а за совесть, с фанатическим религиозным рвением старались попасть в ряды богоизбранных граждан путем неутомимого самоотверженного труда, денно и нощно болея о собственном деле. Богатство же, нажитое мошенническим, преступным путем, могло, наоборот, вырвать их из рук Бога и швырнуть на сковородку Сатаны, потому что Бог всеведущ и сурово карает всех тех, кто отступает от его заповедей и тем более пытается его обмануть. Эта мировоззренческая установка до сих пор живет среди протестантских народов Европы и Америки, что косвенно подтверждается рассмотренными нами в первой части различными результатами экономической деятельности стран, входящих в ЕС.