Упразднение смерти. Миф о спасении в русской литературе ХХ века

Таким образом, Христина не грешит, а, напротив, выполняет священную миссию. Давая жизнь ребенку сознательно, а не слепо, не проявляя собственнического инстинкта в отношении Матвея (так, она хочет, чтобы он зачал ребенка и с другой женщиной, ее подругой, а сама позднее выходит замуж за другого мужчину, который как бы возлагает на себя роль Иосифа), она достойно представляет беспорочное материнство. В финале повести непорочному материнству воздает славу и религиозная процессия, несущая высоко над головами икону Богоматери (которая в богостроительстве станет иконой Матери Человека). Люди, еще не сознавая этого, в своем почитании Богородицы славят это новое материнство, которое даст человечеству его Избавителя, нового Христа — «ослепительно прекрасного богочеловека» будущего. Этот богочеловек придет облаченный в «огонь пламенной веры» (387), как и подобает в эру Третьего Завета социализма.

Бессмертное человечество

Эра Третьего Завета, конечно, еще не настала. По-прежнему слишком много людей плоти, слишком много тех, кто не отвергает смертность человечества, и слишком мало пневматиков, ищущих образ объединяющего всех Бога-Человека. Поэтому человечество по-прежнему не имеет «одного общего сердца» (384), горящего жаждой бессмертия. Оно, как и прежде, разъедено болезнью индивидуализма (интеллигенция), измучено невежеством и жестокостью (крестьянство), развращено сладострастием и пороками (аристократия) и испорчено культом Мамоны (торговцы и промышленники). Некоторым слоям населения даже угрожает вымирание: это аристократия, балансирующая на краю гибели, и капиталистическая буржуазия, роющая собственную могилу. Интеллигенция, как обычно, разделена на тех, кто пестует свою душевную «зубную боль», и тех, кто несет бремя просветительства. Но есть один класс, где еще жив идеал братства, — это «неученые», как назвал бы их Федоров. Это класс трудящихся города и села, который состоит из простых русских людей, жаждущих новой веры. Он включает всех тех, кто трудится, чтобы воскресить Христа, воскресить его духовно в новом богостроительском Человечестве.

Эти люди на вид убоги и непривлекательны (такими их и видит Матвей до своего духовного возрождения), и «гордый взор» (Тютчев) других классов обнаруживает у них лишь немногие достоинства. Однако именно народ обладает источником жизненной силы, так как, несмотря на все попытки разобщить его, сохранил чувство единства. Народ многочислен, но сохраняет единство не только в определенные моменты, но и от поколения к поколению. Этим он отличается от других групп населения, утративших связь поколений, связь времен. Простые люди уже сейчас «коллективно» бессмертны, поскольку ощущают себя звеньями одной бесконечной цепи. Иона, например, радуется, когда Матвей говорит ему, что он — «воскресший» Савелка, а Ларион и Савелка как бы «возрождены» в самом Матвее и его друге Яше, которые слушают церковные песнопения с тем же восторгом, как когда-то Ларион и Савелка Мигун. Этот дух всеобщего и всем народом осознанного родства, далеко выходящий за рамки семейных ячеек, географических границ и даже времени, столь прочно объединяет народ, что ему свойственны и «перевоплощения», и «воскрешения» умерших. Так что вполне вероятно, что в будущем он в иных, новых формах осуществит древнюю мечту человечества.