Упразднение смерти. Миф о спасении в русской литературе ХХ века

Аналогии с библейскими эпизодами воскрешения Христом дочери Иаира (Мк. 5: 22–42) и с воскрешением Лазаря очевидны. Однако чудеса Христа, как утверждали богостроители, были лишь символическими действиями, образно предвещающими будущее осуществление «настоящих» чудес в практике богостроительства. По мере того как строится новый Христос, повторяются и его чудеса, правда, пока еще не совсем «по-настоящему». Стоит отметить и то, что подобно тому, как Христос начинал с «легкого» случая, а именно с воскрешения только что умершей невинной отроковицы, так и народ-Христос начинает свою воскресительную деятельность с девственницы, в которой к тому же еще теплится жизнь. Без сомнения, народ, подобно Христу, со временем перейдет к более трудным задачам и придет в конце концов к реальному воскрешению, такому как воскрешение Лазаря, то есть к оживлению покойника, уже тронутого тлением.

Матвея, ставшего свидетелем этих событий, неудержимо влечет к народу — источнику жизни, и он вносит свою собственную долю жизненной энергии и воли в выздоровление-воскрешение девушки, в его жизнетворный поток. Он присоединяется к коллективному воскресительному усилию не только ради девушки, и даже не во имя собственного спасения, а «для чего-то иного», по сравнению с чем и он, и она не более чем «перья птицы в огне пожара» (388). Иными словами, Матвей участвует в этом «пробном» общем деле ради будущего Дела, в котором сольются не сотни, а миллионы потоков энергии, создав непобедимую силу. Судя по успеху этого эксперимента, всемирное общее дело несомненно победит саму смерть при условии, что народ освободится от цепей своего рабства в Старом мире. Так, в представлении героя рассказа Достоевского «Сон смешного человека» возвращение потерянного рая достижимо при условии свободного единения, когда «все, все, все» захотят этого рая одновременно.

Богоискатель Матвей осознает значение увиденного им чуда и — теперь уже бесповоротно — делается богостроителем. Он закрепляет свою новую веру, поцеловавшись со случайным прохожим, переполненным, как он сам, радостью по поводу только что свершившегося естественного, но поразительного чуда. Их поцелуй знаменует народную, новую Пасху, означающую начало дела братотворения, выражаясь в терминах Федорова. Обменявшись поцелуем, два брата во Христе-Богостроителе вверяют себя новым истинным воскресителям — народу. Народ уже обрел коллективное бессмертие, но еще предстоит добиться и индивидуального бессмертия для каждой составляющей его отдельной личности. И русские люди обретут его: они выйдут за рамки как родового бессмертия, так и бессмертия в «вечной памяти», когда возгласят свой призыв Лазарю вернуться к реальной и настоящей жизни. Это будет призыв присоединиться к жизнетворной революции, посвященной в конечном итоге уничтожению смерти, а не только справедливому распределению материальных благ. Бессмертие всех и каждого — вот цель, которая оправдывает все.

Истинное божество

Однажды старый церковный сторож Власий, рассматривая многочисленные иконы на церковном иконостасе, задается вопросом, кто из них истинный Бог. И сам же отвечает на него, объявив Богом самого себя. Хотя он частично прав в своем «фейербаховском» решении, на этот вопрос можно дать более верный ответ: истинное божество — это сначала всероссийский, а потом и всемирный Христос, которого рабочие люди некогда создали по «собственному образу», а теперь воссоздают, строя истинного Бога. Воссоздание Христа вполне по силам народу — ведь он всегда строил, создавал, тяжко трудился, таким образом породив русскую культуру и ее бессмертные ценности. Иона объясняет Матвею, что все храмы были построены на «костях» народных (344). Те, кто считает себя элитой, создателем культуры, на самом деле, даже когда пытались служить нации и родине, чаще разрушали ее своими вечными распрями. Рассказывая о подвигах народа, Иона подчеркивает, что класс-спаситель, выстроивший величественный храм русской культуры, не получил за это благодарности, а был послан на Голгофу. Настало время положить конец его вековому распятию эксплуататорами. Народ не должен больше мостить своими костьми великолепные, но порочные города, подобные аристократическому Петербургу; чтобы воскресить себя, ему следует взять в свои руки инициативу осуществления дела. При этом «самовоскрешении» Христос должен быть воссоздан не как кроткий и страдающий Бог, а как торжествующий правитель Вселенной, вседержитель. В трудном деле превращения себя из смиренного богоносца в гордого богостроителя народу нужна помощь, а ее может дать «хорошая» интеллигенция.