Упразднение смерти. Миф о спасении в русской литературе ХХ века

Горьковская философия бытия как жизнетворчество, то есть как созидание нового человека и нового мира, а также мысль о спасительности «красоты» в повести «Исповедь» вписывается в эстетику Серебряного века. Выражения вроде «дитя ослепительной красоты», «прекрасный бог», и «красота красот» (то есть Христос) повторяются в повести много раз; кроме того, в ней дается положительная оценка «творческой» любви без вожделения. В «Исповеди» в духе символистской эстетики провозглашается, что «красота спасет мир», совсем по Достоевскому, которого высоко ценили символисты. Однако горьковское понимание спасительности красоты все же является социалистическим вариантом этой идеи, вариантом, в обязательном порядке подразумевающим материализм и атеизм. Повесть нашла положительный отклик у многих символистов, например у Блока, (см. его статью «Народ и интеллигенция»), но были и критические отзывы. Так, соратник Мережковского Д. В. Философов выразил надежду, что Горький «наконец, выйдет из пеленок религии Луначарского — богостроительства» [Философов 1909: 104]. Тем не менее «конструктивный» оптимизм Горького, возможно, оказал известное влияние на его современников-модернистов и до некоторой степени разделялся ими. Так, в трилогии Сологуба «Творимая легенда», о которой пойдет речь в следующей главе, провозглашается активный оптимизм, который, как и горьковский, не видит для человечества преград на пути к совершенству. Не исключено, что Триродов, главный герой сологубовской трилогии, отчасти срисован с Горького, который в годы, когда писалась «Творимая легенда», жил в эмиграции на итальянском острове Капри; герой сологубовской трилогии также эмигрирует после революции 1905 года в некое государство южных островов. В меньшей степени «демократ», чем Горький, Сологуб отводит центральное место в деле преобразования мира скорее творческой личности, чем создающему чудеса коллективу. Индивидуум Триродов — друг, но не часть коллективного народа. Он творит ради всего рода человеческого и его будущего, основанного на всеобщем родстве, но занимает отдельное место среди людей не как «поэт, презирающий чернь», а как «демократический король», исполняющий по отношению к вверенным ему гражданам законы страны. Как известно, сходство часто подчеркивает различия, и Горький не случайно относился к трилогии Сологуба с враждебностью и даже отвращением [Cioran 1979:18]. Каковым бы ни было взаимодействие двух произведений и отношения их авторов, Сологуб в трилогии отходит от своей обычной очарованности смертью и не восхваляет ее как верный способ бегства от скудной нашей земной жизни, как в более ранних произведениях. Напротив, он объявляет Смерти войну, что и демонстрируется в следующей главе.

Глава 7 Федор Сологуб. «Творимая легенда»

Когда науки и искусства будут действовать одною и тою же силою, самые земли сделаются небесами.

Н. Ф. Федоров

Трилогия Ф. Сологуба «Творимая легенда» (1907–1914), первоначально называвшаяся «Навьи чары», свидетельствует о новой, «оптимистической», то есть положительно теургической фазе в развитии творчества Ф. Сологуба (Тетерникова). Новое название подчеркивает, что человек-артист — мастер своей жизни и может превратить «навий» мир реальности в живое произведение искусства. Автор, который в более ранних своих произведениях изображал существующий мир как «зверинец», где «плененные звери» томятся в зловонных клетках[88], в «Творимой легенде» пересматривает свои прежние пессимистические позиции. «Здесь» земной реальности и «там» других миров уже не представляют собой непримиримые противоречия. Теперь Сологуб показывает созидательную силу людей, перебрасывающих мост через пропасть между тем, что есть, и тем, что должно быть. Выстроенная по принципу зеркальных противоположностей, которые в конце концов достигают синтеза через conjunctio орpositorum [89], трилогия применяет алхимическую формулу превращения «низкого в высокое» (неблагородных металлов в благородные) к миру сему, в результате чего земные «зверинцы» должны превратиться в райские сады природы и искусства.