Упразднение смерти. Миф о спасении в русской литературе ХХ века

Хотя космический корабль Триродова способен достичь сфер совершенной гармонии, царства Света и вечного существования (плеромы), его создатель все же не отправляется в космический полет. Он предпочитает сначала преобразовать земную реальность, начать осуществление своих грандиозных планов по спасению родной Земли. Преобразование должно начаться здесь, на Земле, и постепенно охватить космические сферы. Триродов одно время подумывает о покорении Луны, царства грез и родины Лилит, но решается начать с Земли, хотя он уже размышлял о том, как создать на Луне атмосферу, нужную человеку в его теперешнем облике. Однако он останавливается на преобразовании прозаической Земли, намереваясь когда-нибудь соединить ее с поэтической Луной. Он верит, что в будущем не только Земля и Луна, но весь созданный Демиургом космос сольется с Люциферовой бесконечной Вселенной света. Настанет день, когда астрономия и архитектура, в федоровском понимании этих терминов, сольются в небесном храме вечной гармонии – и Вселенная станет Сотворенной Легендой.

Глава 8 Александр Блок. «Двенадцать»

Вот он – Христос – в цепях и розах…

А. Блок

В последнем крупном произведении А. А. Блока, поэме «Двенадцать» (1918), этом противоречивом гимне Октябрьской революции 1917 года, как почти всегда в поэзии Блока, противопоставлены обыденное и подлинное, realia и realiora[129]. Но в «Двенадцати» эти противоположности синтезируются или, по крайней мере, приближены к возможности синтеза[130].

В знаменитом стихотворении «Незнакомка» (1907) реальное полностью сливается с идеальным, но только в затуманенном алкоголем воображении поэта и только пока длится опьянение. При этом, хотя поэт и проникает в иной мир через «темную вуаль», отделяющую его от нашего, воображаемый синтез происходит на «дальнем берегу» – в мире, отстоящем далеко от здешнего и теперешнего. Но в «Двенадцати» соединение двух планов бытия может произойти в любой момент, и не только поэт, но и народ может стать частью «реалиора» благодаря недавним историческим событиям. Октябрьская революция перебросила мост между двумя реальностями. Это обстоятельство позволяет двенадцати апостолам-красногвардейцам поэмы, в свою очередь, сыграть роль мостов к новому человечеству. Стало реальным и появление Христа, подлинного сверхчеловека и победителя смерти, как его называл Соловьев. Но в снежных вьюгах финала поэмы скрывается, быть может, не только соловьевский, но и горьковский богостроительский и ницшеанский Христос – человекобог, «построенный» людьми, и «танцующий, увенчанный розами» сверхчеловек. Блок, как уже говорилось в главе 6, положительно относился к «Исповеди» Горького и, по крайней мере в определенные периоды, к ее автору и его единомышленникам. А ницшеанский дионисизм появился в поэзии Блока еще во время «Снежной маски» (1907).

В отличие от Незнакомки, появившейся «на дальнем берегу», Христос пришел «оттуда», чтобы проявить себя в этом мире. Он – Тот, кто призван вести человечество от убогой реальности через бездну революционного «апокалипсиса» к волшебным далям realiora. Он совершил переход с того берега на этот, чтобы указать путь. Посланник гнозиса, несущий добрую весть о том, что люди станут «как боги», он шествует в царство realiora, увлекая за собой в область Света своих пока еще темных и грубых мужиков-апостолов.

Блок хорошо понимал, что его поэма не свободна от теологической двусмысленности: он, по собственным словам, «к сожалению» назвал «идущего впереди» апостолов-красногвардейцев «Христом», а не другим именем (3:628–629), то есть Антихристом. Очевидно, он не мог полностью отказаться от старой шкалы ценностей, несмотря содержащуюся в поэме радикальную «переоценку ценностей», которую он позже сформулировал в статье «Крушение гуманизма» (1919, опубл, в 1921 году). Кем бы в конкретном идеологическом смысле ни был Предводитель Двенадцати с его гностической аурой, старообрядческим именем (Исус, а не Иисус) и римско-католическим (розенкрейцеровским?) «белым венчиком из роз», – это Спаситель, показывающий дорогу «вперед и выше», пусть не совсем в духе богостроительства, но все же предполагая некое богоподобие народа-творца (в лице красногвардейцев-апостолов).