Упразднение смерти. Миф о спасении в русской литературе ХХ века

Так или иначе, Солдат, «военный инструктор» и деревенский просветитель, говорит о тракторе чрезвычайно почтительно, называя его «владыкой рукопашной борьбы с природою» (225–226), и все понимают, что «чугунная морда» трактора «прорезает века» (226). Трактор освобождает человека от труда в поте лица, и прочие проклятия, произнесенные у врат Эдема, в должное время тоже утратят силу.

Не все осуществится скоро. Достижение бессмертия – дело отнюдь не сегодняшнего дня. Ныне самая насущная задача, которую предстоит решить с помощью полученной от города техники, – поднять урожайность. Применение трактора позволит добиться урожаев «невиданного овса» (227). Край унылой бедности должен превратиться в землю сказочного изобилия. Как в новом Эдеме Чернышевского в эпилоге романа «Что делать?», и здесь потекут «реки молока и меда». Однако изобилие – лишь материальная основа для развития наук, и прежде всего науки о земле, которую Писарев называл геогнозией. Изучая кладбищенскую землю, эта наука будет анализировать ее химический состав с разными целями, включая и цель воскрешения. Отыскивая в «могилах отцов» [НФ 2: 48] ответ на загадку смерти, новая наука о земле в конце концов позволит человечеству «извлекать из глубоких слоев прах предков» [НФ 2: 273]. Когда «наука применяется в земледелии, она неизбежно трансформируется в воскрешение», утверждает Федоров [НФ 1: 421], и эта мысль пронизывает «Торжество земледелия». Даже полное рассеивание мельчайших молекул тела, может быть, перестанет служить серьезным препятствием для реконструкции мертвых с помощью науки геогнозии [НФ 2: 273]. Старому быку не придется бояться, что никто не найдет следы его тела, брошенного в общую яму на коровьем кладбище.

Дело – общее для всех, и все должны принять в нем участие; в деревне «Торжества земледелия» это как будто хорошо понимают. Расставаясь с «глупым прошлым («древности козлом», 227), не только мужики принимают участие в новой жизни, но и «смеющиеся крестьянки», которые производят молочные продукты при помощи находящегося в коллективной собственности сепаратора. Даже многострадальные животные участвуют в общей жизни – так, «один старик» объясняет «философию собаке», в то время как ветеринар щупает у коровы «худые кости ног», чтобы она была в добром здравии. Чувство общности со всеми созданиями и стихиями природы настолько пронизывает деревенскую жизнь послекулацкого, тракторного времени, что даже «огонь с металлом говорит» (229). Все существуют как части единой субстанции, всех и вся омывает поток жизни – поток растущей сознательности. Если бы в этот момент освобождения и торжествующей радости Землю можно было взвесить (как предлагал Горький в беседе с Блоком), она, наверное, оказалась бы значительно легче, чем в дни, предшествовавшие коллективизации, когда еще царствовал «свинцовый идол» гнетущей необходимости. Однако все это лишь начало: деревня пока произносит только букву «А» в азбуке преобразования (226). Новый мир только что народился: он еще «младенец» (226), но непохожий на «младенцев», населявших мир «Столбцов». В новой деревне небо – цвета незабудок: под его покровом и защитой происходит процесс подлинных преобразований, который уже нельзя остановить.

Истинное божество

Хотя изображенных в поэме крестьян вряд ли можно назвать богоподобными, они вполне могут стать полноценной частью того народа, который преобразил мир, создав первое социалистическое государство. Это явствует из «откровения» Солдата, о котором он рассказывает сельским жителям и животным, жаловавшимся на свою судьбу в начале поэмы. В отличие от библейского Апокалипсиса, его откровение вполне рационально и основано на реальных возможностях, существующих факторах и условиях. В центре его видения будущего – научно-исследовательский институт, изучающий жизнь в ее эволюционном развитии, потенциал ее улучшения и будущие формы бытия.