Упразднение смерти. Миф о спасении в русской литературе ХХ века

Крестьяне и сами начинают понимать, что освобождаются от чего-то большего, чем бремя экономической эксплуатации. И это их предчувствие великих перемен подтверждается в конце поэмы «похоронами сохи» и «приветствием трактора». Праздничное настроение, вызванное этими событиями, объясняется не только надеждой навсегда покончить с технической отсталостью и бедственной жизнью: все ощущают, что это символические похороны самой смерти и приход воистину новой жизни. Ритуальное погребение старого деревянного плуга символизирует освобождение от всего, что присуще изжившему себя Старому миру, в том числе и от смерти. Символическое значение ритуала похорон сохи усиливается тем, что он, возможно через посредство хлебниковских текстов, ассоциируется с древним народным обычаем – Масленицей с ее «веселыми похоронами зимы», сезона смерти (ср. [Ldnnqvist 1979: 82–84]). Но если похороны смерти на Масленицу не являются окончательными – ведь зима возвращается вновь и вновь, – то похороны «костляво-деревянной» сохи в «Торжестве земледелия» – первые из многочисленных похорон, ведущих к исчезновению смерти навсегда. По существу, соха – эмблема старой ведьмы Смерти, «длинноногой и сухой» (227): как и «смерть», она женского рода – кума и родственница Кащея Бессмертного. Coxa-смерть к тому же помещена в центр своеобразной Голгофы; так, вместо венков и цветов крестьяне кладут на ее могилу мотыги, лопаты и прочие «орудия пыток», которые по мере роста их числа приобретают сходство с «грудой черепов» (226), как на картине В. В. Верещагина «Апофеоз войны». В самом деле, старая ведьма-соха истязала множество поколений крестьян и, подобно самодуру-Кащею народных сказок, убеждена в своей вечной власти над человечеством. Соха не сомневается, что «частной собственности бог» скачет на ее брюхе «под веселый хохот блох» (227), то есть что капитализм никуда и никогда не исчезнет. А это значит, что человечеству суждено навсегда оставаться в рабской зависимости от нее и ее царства непроизводительного труда. Соха убеждена, что блохи, которые «насквозь съедают» крестьянских детей (209) и радостно скачут на ее брюхе, никогда не исчезнут, что паразиты неискоренимы и деревня навсегда останется «хлевом». Подобно Кащею, соха полагает, что никто никогда не отыщет, где спрятана ее «жизнь», и торжественно объявляет, что «не даст свои кости трактору» – машине, олицетворяющей прогресс (227).

Но она напрасно хорохорится и в конце концов вынуждена смириться со своей кончиной. Сравнивая соху с «ветхим гадом» (228), сельчане заставляют ее понять, что, как бы долго ни длилось ее существование (еще богатырь Святогор молчаливо и покорно шел за сохой; 229), она все же не более чем временное явление и ее существованию пришел конец. «Полуоткрытая могила» принимает старую ведьму, бормочущую «свои последние слова» (228). Когда-нибудь могила примет и старую каргу Смерть, как предсказывал В. Хлебников, чье присутствие ощущается на протяжении всей поэмы Заболоцкого и которого в главе «Страдания животных» упоминает бык (214–215). Автор «Ладомира» (1920) и «Досок судьбы» (1923) предвидел «смерть смерти», и его пророчество осуществляется сейчас. Поэтому животные и растения «читают стройными глазами» его «домыслы» (214).

Федоров часто отмечал, что прогресс техники и знание о новых изобретениях, облегчающих труд, миновали деревню, и предлагал исправить эту несправедливость массовым перенесением – «переводом» – городской техники и технологии в сельскую местность. Эту задачу, как мы уже отмечали, должна будет осуществить армия, представленная в деревнях «военными инструкторами». Философ придавал этому акту «перевода» научного знания и техники огромное значение, приравнивая его к празднованию Пасхи или самому воскрешению.

В «Торжестве земледелия» этот приближающий воскрешение перевод стал реальностью. «Бронзовый трактор» (позитивный антипод Медного всадника?) въезжает в деревню, управляемый водителем, который понимает, что «начинается новый век» «с новым солнцем и травой» (227), или с библейским новым небом и новой землей. Тракторист и его могучая машина появляются в деревне как раз вовремя, чтобы можно было окончательно распрощаться со старой сохой, подтверждая тем самым, что «торжество земледелия» – это, по существу, похороны смерти и триумф воскрешения с помощью труда, руководимого наукой. Вполне вероятно, что трактор построен на том самом Путиловском заводе, название которого упоминается в стихотворении «Черкешенка», как гарантия того, что страдание обездоленных останется в прошлом. Возможно, Заболоцкий знал, что «красно-путиловскому трактору настойчиво прокладывали путь на поля, где… он сыграл огромную роль в коллективизации сельского хозяйства» [Синельников 1984: 299].