Ольга – хорошая жена для Матвея, она по-настоящему любит и жалеет его, понимая, что он одинок. Однако, удерживая его в четырех стенах их уютного дома, она препятствует его участию в каком бы то ни было общественно полезном деле и мешает ему обрести себя. Мелкобуржуазный индивидуализм Ольги особенно резко проявляется, когда она становится матерью и хочет «свить гнездышко для птенцов». Возрастающее и взаимное отчуждение супругов длится до самой смерти Ольги и связано с ее погруженностью в заботы о материальном благополучии своей семьи. Смерть Ольги знаменует ее окончательное подчинение законам природы, а страх перед «опасностями» жизни усиливает ее суеверность и фатализм. Во время второй беременности она убеждает себя, что ей суждено умереть, после чего действительно умирает, избежав таким образом трудноразрешимых конфликтов и сложных проблем жизни.
Несколько более сильной личностью является проститутка Татьяна – женщина, не утратившая чувства человеческого достоинства и солидарности с другими людьми, несмотря на свою унизительную профессию. Ее встреча с Матвеем – не сексуальный, а дружеский контакт двух людей, и это возвышает их встречу над обычными «животными отношениями» полов. Сила Таньки в ее честности и нежелании обманывать других. Она презирает лицемерие и не любит жаловаться на судьбу. И все же Танька принадлежит к жертвам жизни в Старом мире и никогда не сумеет изменить свою судьбу Она не способна к бунту, ищет скорее утешения, чем перемен, и находит его там же, где и все кроткие и слабые, – в лоне Церкви. «Добрая блудница», она без труда примиряет свою искреннюю религиозность с проституцией и ходит в церковь не только для обретения душевного покоя, но и для того, чтобы найти новых клиентов.
Самый привлекательный психик среди персонажей повести – приемный отец Матвея, предшествовавший Титову, дьячок Ларион. Он заботится о найденыше не потому, что подозревает, что это его ребенок, и не надеясь на награду от Бога за доброе дело, но потому, что обладает «женским сердцем», «до всех ласковым» (221). У него высокий, но звонкий голос, и он служит заупокойную службу с подлинным артистизмом. Его вера – еретическая в лучшем смысле этого слова. Так, споря со старообрядцами своего прихода, он утверждает, что дьявол – это не более чем «скотское в человеке» (228), «отражение духовной темноты» (227), и защищает свои взгляды с поистине огненным темпераментом – под стать своей ярко-рыжей шевелюре. Его друг Савелка Мигун придерживается тех же взглядов.
Однако Ларион не принадлежит к тем, кто изменяет порочные законы бытия Старого мира. Примечательно, что он больше ладит с животными, чем с людьми, поскольку «человека лаской не накормишь» (222). Хотя этот факт говорит не в пользу человеческой природы, а скорее в пользу Лариона и животного мира, ясно, что ему не хватает силы духа, характерной для истинного пневматика. Добрый дьячок – запойный пьяница, один из тех, кто предпочитает бежать от жизненных проблем, а не решать их. Тем не менее интуитивные прозрения Лариона весьма ценны, и Матвей многое черпает из них. Так, Ларион рассказывает мальчику о Христе – «дитяте, ослепительном красотою своею» (228), любящем людей, и тем самым дарит Матвею божественный образец, достойный воссоздания. Рассказывает он и о том, что «люди снова ищут Бога» (228), тем самым наводя на мысль о божественных задатках человека. Он учит думать о Боге не как «о нерукотворной иконе», а как об образе, который надлежит создать руками трудящихся масс. Возможно, Ларион, этот интуитивный богостроитель, предвидит время, когда русскому народу больше не понадобится искусство оплакивания мертвых – и те панихиды, которые он так любит, станут чудесной мелодией для бессмертного человечества, а не утешением для смертных, скорбящих об умерших.
Пневматики, или люди духа