Читаем Упразднение смерти. Миф о спасении в русской литературе ХХ века полностью

Человек живет в тени знания о смерти. Он сидит на «чертовых качелях», которые качаются в направлении от надежды к отчаянию и обратно, и их движение неизбежно заканчивается падением наземь[119]. Так будет продолжаться до тех пор, пока люди не перестанут с ужасом и благоговением взирать на того, кто толкает эти качели, – на дьявола, то есть опять-таки того же Демиурга. Спрашивается, почему человечество принимает как должное такое бессмысленное существование? Ответ один: оно боится свободы, которой не знает, и поэтому предпочитает независимости «спокойствие и даже смерть». Такое отношение к «опасной свободе», как правило, характеризует людей, наслаждающихся радостями смертной плоти, какими бы мимолетными они ни были. Они живут мгновением, сегодняшним днем, бесцельно и бездумно, как звери, – только многие из этих зверей «угнездились в городах» и отрастили «стальные когти» (1: 13) орудий и машин.

Гилики, или люди плоти

В Скородоже в самом деле живут «волки, лисицы, коршуны» и другие «хищные» звери, а также домашние животные (1: 13). Полицейский, который, «погано осклабясь» при виде легко одетой девушки, обнажает «зелень и желтизну своих кривых зубов» (1:255), – самое настоящее животное, хотя едва ли хищное (утех зубы получше). Таковы и жандармы, производящие обыск в доме Триродова, – алхимик превращает их в «громадных клопов» (3: 170). Эта метаморфоза в духе Овидия и Кафки не столько изменяет их внешний облик, сколько разоблачает их клопиную суть. Но в мире Скородожа звери – это не только жандармы и полицейские. К ним можно отнести и многих других представителей мелкой буржуазии, да, пожалуй, и прочих сословий.

В среде школьных учителей, например, присутствует по-кроличьи пугливая госпожа Кроликова, которую змееподобная госпожа Дулебова при каждой встрече заставляет «помертветь от страха» (1: 276). Есть и более грозные «звери»: так, школьный инспектор Шабалов, до приезда в Скородож всю жизнь обитавший в «глухих лесных местностях» (1:262), похож на медведя. Погромщик Нил Красавцев также зверь – сама его фамилия напоминает о красоте, а самые опасные хищники нередко красивы. На «идеологической» почве и потехи ради он убивает беззащитную старую еврейку, исходя из того, что евреи приносят вред России. В этом хищнике сильно развит стадный инстинкт, который велит ему освободить свою «территорию» от «чуждых элементов» иных пород. Его жертвы, также по законам животного мира, ощущают себя «естественной» добычей и мирятся со своей ролью жертв: «Широкий нож, блестя в вечерней мгле, поднялся в широко размахнувшейся руке и вонзился в старую. Она быстро и тонко взвыла, – опрокинулась, – умерла. Еврей (муж старухи. – А. М.-Д.) в ужасе убежал, оглашая ночной воздух тонкими воплями. Дети завыли. Хулиганы с хохотом ушли» (1: 184). В этой и во многих других сценах город Скородож изображен как «лес», где правят законы животного и звериного мира.

Скородожцы, однако, гораздо опаснее настоящих лесных обитателей. В отличие от последних, они, например, могут создать псевдоидеологию, наподобие той, которой придерживается черносотенец и погромщик Красавцев. Они также полагают, что руководствуются законами морали: так, вышеупомянутый полицейский ни минуты не сомневается, что легко одетые девушки всегда безнравственны, зато его посещения борделей в порядке вещей. Едва затронутые культурой «животные», населяющие этот город-лес, всегда находят оправдание даже самым «скотским» своим поступкам. Сама их жестокость нередко порождается сентиментальностью, а переход от приторной чувствительности к агрессивности почти незаметен:

Большой красный джин разломал сосуд с Соломоновою печатью, освободился и стоял за городом, смеясь беззвучно, но противно. Дыхание его было гарью лесного пожара. Но он сентиментально кривлялся: рвал белые лепестки с гигантских маргариток и хрипло шептал голосом, волнующим кровь юных: любить – не любить – изрубить – повесить (1: 181).

Ложная чувствительность в сочетании с похотью и ханжеством плюс насилие под маской патриотизма служат благодатной почвой для «деятельности» людей плоти: изнасилований, убийств, поджогов.

Перейти на страницу:

Все книги серии Современная западная русистика / Contemporary Western Rusistika

Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст
Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст

В этой книге исследователи из США, Франции, Германии и Великобритании рассматривают ГУЛАГ как особый исторический и культурный феномен. Советская лагерная система предстает в большом разнообразии ее конкретных проявлений и сопоставляется с подобными системами разных стран и эпох – от Индии и Африки в XIX столетии до Германии и Северной Кореи в XX веке. Читатели смогут ознакомиться с историями заключенных и охранников, узнают, как была организована система распределения продовольствия, окунутся в визуальную историю лагерей и убедятся в том, что ГУЛАГ имеет не только глубокие исторические истоки и множественные типологические параллели, но и долгосрочные последствия. Помещая советскую лагерную систему в широкий исторический, географический и культурный контекст, авторы этой книги представляют русскому читателю новый, сторонний взгляд на множество социальных, юридических, нравственных и иных явлений советской жизни, тем самым открывая новые горизонты для осмысления истории XX века.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Коллектив авторов , Сборник статей

Альтернативные науки и научные теории / Зарубежная публицистика / Документальное
Ружья для царя. Американские технологии и индустрия стрелкового огнестрельного оружия в России XIX века
Ружья для царя. Американские технологии и индустрия стрелкового огнестрельного оружия в России XIX века

Технологическое отставание России ко второй половине XIX века стало очевидным: максимально наглядно это было продемонстрировано ходом и итогами Крымской войны. В поисках вариантов быстрой модернизации оружейной промышленности – и армии в целом – власти империи обратились ко многим производителям современных образцов пехотного оружия, но ключевую роль в обновлении российской военной сферы сыграло сотрудничество с американскими производителями. Книга Джозефа Брэдли повествует о трудных, не всегда успешных, но в конечном счете продуктивных взаимоотношениях американских и российских оружейников и исторической роли, которую сыграло это партнерство.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Джозеф Брэдли

Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 великих мастеров прозы
100 великих мастеров прозы

Основной массив имен знаменитых писателей дали XIX и XX столетия, причем примерно треть прозаиков из этого числа – русские. Почти все большие писатели XIX века, европейские и русские, считали своим священным долгом обличать несправедливость социального строя и вступаться за обездоленных. Гоголь, Тургенев, Писемский, Лесков, Достоевский, Лев Толстой, Диккенс, Золя создали целую библиотеку о страданиях и горестях народных. Именно в художественной литературе в конце XIX века возникли и первые сомнения в том, что человека и общество можно исправить и осчастливить с помощью всемогущей науки. А еще литература создавала то, что лежит за пределами возможностей науки – она знакомила читателей с прекрасным и возвышенным, учила чувствовать и ценить возможности родной речи. XX столетие также дало немало шедевров, прославляющих любовь и благородство, верность и мужество, взывающих к добру и справедливости. Представленные в этой книге краткие жизнеописания ста великих прозаиков и характеристики их творчества говорят сами за себя, воспроизводя историю человеческих мыслей и чувств, которые и сегодня сохраняют свою оригинальность и значимость.

Виктор Петрович Мещеряков , Марина Николаевна Сербул , Наталья Павловна Кубарева , Татьяна Владимировна Грудкина

Литературоведение