Упразднение смерти. Миф о спасении в русской литературе ХХ века

«Уплотнение телесности» на Островах возглавляет принц Танкред, Змий, который на данном этапе истории рано или поздно проникает в любой земной рай. Этот «празднично прекрасный принц» (2: 131) полностью посвятил себя приобщению женщин к похоти – плотской замене любви. Конечно, сам Танкред видит свою погоню за юбками в благородном свете: самодовольство – типичная черта гиликов. Он даже отождествляет себя с чистейшим из рыцарей – Дон Кихотом (ср. 2: 52; 2: 63). Между ними в самом деле есть нечто общее: и Танкред, и Дон Кихот склонны к «фетишизму» в соловьевском понимании этого слова, но если Дон Кихот поклоняется чисто духовному проявлению женственности, Танкред ценит только плоть. Оба любят часть за счет целого, внося свой вклад в общую фрагментарность культуры, каждый своим «фетишистским» способом. Подобно ламанчскому Рыцарю печального образа, Танкред любит Альдонс мира сего. И хотя он отлично видит, что они не Дульсинеи, он так же слеп к действительности, как сервантесовский рыцарь. Если последний не видит грубости Альдонсы и принимает ее за Дульсинею, то Танкред не замечает духовной красоты своей Дульсинеи, Ортруды, и видит в ней просто «второсортную Альдонсу»; хуже того, он не понимает, что некоторые Альдонсы желают стать Дульсинеями, тем самым уже возвышаясь над собой. Так, одна из любовниц Танкреда, наивная и доверчивая учительница, которую и вправду зовут Альдонсой, самоотверженно служит делу революции (предполагая, что и Танкред революционер, и не подозревая, что он из королевского дома и муж Ортруды). Ее благородный идеализм и полное бескорыстие не мешают принцу с легкостью предать ее и равнодушно взирать, как ее ведут на виселицу. Танкреду не нужны женщины, стремящиеся выйти за рамки, предопределенные им, по его мнению, «законами природы».

Смерть Альдонсы – не исключительное событие в череде любовных интрижек Танкреда, поскольку его любовь всегда в некотором смысле смертельна. Будучи любовью лишь к смертной плоти, она длится только «несколько сладких минут», а «потом опять тоска, и дым, и пепел» (2: 218). Танкреда не интересует неповторимый бессмертный образ возлюбленной, о котором писал Соловьев в статье «Смысл любви»; он не стремится совершенствовать красоту этого образа в зеркале обоюдного созерцания. Таким образом, он раздробляет дарующую бессмертие силу подлинной любви на мимолетные ощущения, на «части мелкие как сор» (2: 175). Этот «вечно изменчивый» (2: 131) принц меняется лишь для того, чтобы повторить самого себя, и, таким образом, служит скуке вечного возвращения.

Танкред полностью одобряет обычай начинать флирт «ударами ладонью по спине», а заканчивать убийством – обычай, который, как он слышал, нередко соблюдается в Скородоже. В этом случае, считает Танкред, смерть устраивает все к лучшему: убийца освобождается «от обузы» – предмета бывшего вожделения, а жертва «от всего зараз» (2:186). Даже если считать, что Танкред предлагает свою «формулу любви» в шутку, она передает самую суть его философии эроса: наслаждаться и отбрасывать, превращая мгновение в меру всех вещей, а смертную плоть в средоточие всего существования. Неудивительно, что Танкред не способен на создание легенд, а только на глупые авантюры.

Правда, иногда, успешно соблазнив новую жертву, Танкред испытывает исступленный восторг «творимого счастья» (2:167), но «счастье» – не тот материал, из которого творятся легенды, по крайней мере, если определить это чувство как «сладкие мгновения». Танкред не созидатель, а причина распада и двигатель разрушения. Он в своей стихии, когда разжигает войны. На войне, как и в любви, он «распоряжается» телами, с легкостью отправляя их на смерть. Но и завоевания не приносят ему славы. Танкред не получает трона, которого домогается, а когда он, пусть и смертью храбрых, погибает на поле битвы, жители Островов тут же забывают его. Трон переходит к человеку с творческим воображением, создателю легендарной реальности, истинному рыцарю Альдонсы и Дульсинеи – Триродову. Он даже внешне напоминает Рыцаря печального образа, но, в отличие от Дон Кихота, видит действительность, как она есть. Только трезвое видение мира дает возможность творцу взять сырой материал иллюзорной жизни и превратить его в подлинную мечту (ср. [ВС 7: 28–29]), в realiora истинной реальности.

Психики, или люди души