Пока он отсутствовал, Роланд синхронно переводил для Дафны рассказ Рут о том, что Флориан не так счастлив, как она и девочки. Клиника, где он работал, располагалась в неприятном районе Дуйсбурга. Он видел там самые неприглядные стороны городской жизни: наркоту, нищету, насилие, грязь и запустение, расизм, и женщин там ни во что не ставили – что в белых семьях, что в иммигрантских. Рут считала это худшими чертами жизни; и в любой стране можно найти такие же худшие черты. Но Флориан возражал, что это реальность жизни, которой никто не хотел сопротивляться. Он никогда бы не стал защищать старый восток, но и объединенная Германия ему не нравилась. Ему не нравились уличные пробки, исписанные граффити стены повсюду, горы мусора вокруг его клиники, тупость полицейских, дух коммерции. Когда на телеэкране появился рекламный ролик, он вышел из бара. Он считал, что соседи смотрели на него свысока, но на самом деле, заметила Рут, они были милыми людьми. Когда девочки учились в школе, он вечно жаловался на плохую дисциплину в классе. Все это вызывало у него негодование. При всем при том, по правде говоря, девочки получили отличное образование. По его словам, на дорогах все водители вели себя как преступники-безумцы. Немецкая поп-музыка доводила его до белого каления.
– У него есть все музыкальные записи, какие ему нравятся. Но он их не слушает. Когда ты сыграл ту песню, «Велвет андерграунд», он сильно взгрустнул. Мы оба взгрустнули по тем старым временам, к которым мы ни за что не хотим вернуться. Где бы мы ни оказались!
Роланду было неловко слушать рассказ Рут о Флориане в его отсутствие. В ее интонациях он услышал скорее жалобы, чем сочувствие, и даже подумал, что она старается внушить ему, будто семейная жизнь – это сплошные печали. И понадеялся, что в его переводе ничего подобного не прозвучало. Он взглянул на Дафну, сидевшую рядом. Присев к ним за столик, она казалась погруженной в свои мысли. Взяв ее за руку, он с удивлением почувствовал, что ее ладонь горячая и влажная – буквально мокрая.
– Ты в порядке? – тихо спросил он.
– Да, все отлично. – И она сжала его руку.
Рут вдруг наклонилась к ним:
– Он встречается с женщиной. Он все отрицает. Так что не будем при нем об этом говорить.
Роланд не стал переводить это Дафне. Он увидел, что Флориан шел к их столику, а за ним официантка с очередной бутылкой. Сев за столик, он вызвался сам открыть шампанское.
Дафна опять сжала его руку. Роланд понял это так, что ей хочется поскорее уйти. Взглянув на нее, он кивнул. Выглядела она вымотанной. У нее был долгий трудный день. Но Флориан вернулся с явным намерением продолжить общение и уже разлил шампанское по бокалам. Ему захотелось повспоминать о конце семидесятых и запрещенных книгах, к которым он с тех пор не притрагивался. Потом он перешел к теме НАТО. Его расширение на восток было чистым безумием, смехотворным провоцированием русских, страдавших комплексом национальной неполноценности. Роланд начал было ему возражать. Но, разумеется, Флориану не надо было напоминать, что страны бывшего Варшавского договора многие годы страдали от насильственно осуществленной русской оккупации. Они были в своем праве, на что у них имелись веские причины, самим решать, как им жить. Но Роланд совершил ошибку, вступив в дебаты с Флорианом, и у него ушло не меньше получаса, чтобы завершить спор и потом обменяться номерами телефонов и адресами почты. Потом все обнялись на прощание, правда, Роланду показалось, что их объятия уже не были столь же искренними и душевными. Момент был испорчен. Он даже пожалел, что Рут поведала ему семейную тайну, которую ему не следовало знать. Ему было жаль их обоих, и он почему-то ощутил необоснованное чувство вины за свое счастье.
Но ушли они не сразу. Кому-то из сотрудников захотелось пожать ему руку, познакомиться с Дафной и поздравить обоих с предстоящим событием. Она держалась с ними приветливо, но он чувствовал, что это стоило ей немалых усилий. Он решил, что Питер создавал ей проблемы. Возможно, он хотел вернуться. Ни в коем случае! Наконец они пошли под ручку по ухоженным закоулкам Мейфэра по направлению к Парк-лейн, где намеревались поймать такси. Она спросила, о чем с ним говорила Рут, и он ей все рассказал. Она никак не отреагировала, но он ощутил, как она на ходу теснее прижалась к нему, словно боялась споткнуться и упасть. Когда они сели в такси, он придвинулся к ней поближе.
– В чем дело, Дафна? Скажи мне.
Она вдруг вся сжалась, и ее тело содрогнулось. И хотя она, прежде чем заговорить, набрала полную грудь воздуха, ее голос прозвучал едва слышно: