Упражнения

Маленькая филиппинка в коричневом халатике открыла дверь и отошла в сторону, пропуская его внутрь. Прихожая оказалась слишком тесной для такого большого дома. Он подождал, пока прислуга плотно закроет дверь на пневматической присоске. Повернувшись к нему, она пожала плечами и одарила его обезоруживающей улыбкой. Эта дверь явно не вызывала у филиппинки восторга, но обсудить ее они не могли за неимением общего языка. В возникшей на несколько секунд тишине он вспомнил, как ездил в Белхем повидаться с Мириам Корнелл, и невольно представил себя самоуверенным дуралеем, разъезжавшим по Европе и навещавшим старых подруг, дабы обвинить их в старых прегрешениях перед ним. Но он себя простил. Ведь это был всего второй случай сведения старых счетов за последние восемнадцать лет.

Служанка ввела его в просторную гостиную, протянувшуюся на всю глубину дома, и дверь за ним затворилась. В комнате было темно, такой же темной она выглядела и снаружи. В воздухе висел сильный аромат крепкого табака. Наверное, сигареты «Голуаз». Он не знал, производили ли их до сих пор. Она сидела в инвалидном кресле в дальнем конце комнаты, за большим письменным столом перед компьютером с плоским монитором, окруженным высокими стопками книг. Сначала он заметил яркое пятно ее седых волос, когда она откатилась от стола и воскликнула, почти вскрикнула:

– Боже ты мой! Это еще что за пузо? И где твои волосы?

Он подошел ближе, решив пошутить:

– Зато я сохранил обе ноги.

Она весело расхохоталась.

– Einer reicht!

«Одной достаточно!»

Это было какое-то безумное начало. Словно он ошибся домом. Насмешливые оскорбления были не в ее стиле. Видно, жизнь в лучах публичной славы, репутация национального достояния ее раскрепостили.

Она ловко направила свое кресло к нему и сказала:

– Ей-богу, после тридцати лет разлуки мог бы меня и поцеловать!

Он не знал, как отказаться, и решил выглядеть хладнокровным. Он нагнулся и прижался губами к ее щеке. Кожа у нее была сухая, теплая и, как и у него, покрыта глубокими морщинами.

Она схватила его руку и крепко сжала.

– Мы хорошо сохранились! И мы выпьем за это! Мария принесет бутылку.

Было еще только одиннадцать с небольшим. Обычно Роланд притрагивался к бутылке не раньше семи вечера. Он подумал, что несдержанность Алисы, возможно, объяснялась воздействием болеутоляющих. Некоторые опиоиды обладали таким эффектом.

– Конечно, – отозвался он. – Нам нечего терять.

Она жестом пригласила его сесть в кресло. Покуда он сдвигал в сторону экземпляры журнала «Пэрис ревью», она закурила.

– Сбрось их на пол. Пусть там валяются.

Это были старые выпуски, относящиеся к тем временам, когда редакцию возглавлял Джордж Плимптон. Кто-то сказал Роланду, что с тех пор бразды правления в журнале захватило молодое поколение литераторов. И им, вероятно, не слишком импонировала характерная для Алисы смесь язвительного рационализма и феминизма образца семидесятых годов. Она на ровном месте нажила себе врагов, когда в дебатах о трансгендерах в ток-шоу на американском телевидении заявила, что хирург может изваять «типа мужчину» из женщины, но ему всегда не хватает материалов, чтобы изваять женщину из мужчины. Она изрекла это в провокационной манере а-ля Дороти Паркер, чем вызвала взрыв смеха у присутствовавших в студии зрителей. Но то были отнюдь не времена Дороти Паркер. Выражение «типа мужчина» вызывало вполне ожидаемый скандал. Один из университетов Лиги плюща лишил Алису почетной степени доктора, несколько других отозвали приглашения выступить у них с лекциями. Их примеру последовали другие учебные учреждения, и ее лекционное турне сорвалось. Благотворительная организация «Стоунуолл», защищавшая права лесбиянок, где недавно сменилось руководство, заявила, что писательница спровоцировала акты насилия против трансгендеров. В интернете в связи с ее высказываниями развернулась целая кампания против нее. А молодежь вообще считала, что она заодно с реакционными силами истории. Рюдигер сообщил Роланду, что продажи ее книг в Америке и Великобритании упали.

Мария принесла на подносе бутылку вина с двумя бокалами и ушла. Алиса наполнила оба бокала доверху.

Они чокнулись, и она заметила:

– Я знаю от Рюдигера, что тебе нравятся мои книги. Очень великодушно с твоей стороны, но не говори со мной об этом. Мне это надоело. К тому же мы вот встретились. Будем здоровы! Как твоя жизнь?

– И хорошо, и плохо. У меня приемные дети, приемные внуки. И двое своих внуков. Как и у тебя. И я потерял Дафну.

– Бедная Дафна.

Сказано это было как бы мимоходом, но он не отреагировал. Вместо этого, чтобы скрыть раздражение, он сделал долгий глоток, выпив больше, чем ему хотелось. Она внимательно смотрела на него и кивнула на бокал в его руке:

– Много пьешь?

– Не больше трети бутылки в день. Стаканчик виски в конце дня. А ты?

– Начинаю примерно в такое время. И продолжаю допоздна. Но не спиртное.

– А это? – Он махнул на облачко табачного дыма над ее головой.

– Снизила норму до сорока в день. – Помолчав, она добавила: – Или до пятидесяти. А мне плевать.