Слегка качнувшись всем телом, она подняла обе руки над клавиатурой и уронила их, и ее пальцы забегали по клавишам, как показалось Роланду, в безнадежном для него темпе. Это было как спуск на санках с ледяной горы. Исполняя мощное вступление, он чуть от нее отставал, поэтому ее маленький «Стейнвей» звучал как расстроенное фанно в придорожном баре. Роланд издал нервный смешок, похожий на короткое хрюканье. Он нагнал ее, а потом, увлекшись, даже немного опередил. Он приближался к краю утеса. Выразительность, громкость звучания – он не обращал на это внимания, он мог просто нажимать нужные клавиши в нужном порядке, следя за их чередой на нотном листе. Были моменты, когда он добивался почти безупречного звучания. А когда они сыграли небольшой фрагмент и их пальцы синхронно пробежали вверх-вниз по клавиатуре, с продолжительным трепещущим крещендо, она даже вскрикнула: «Браво!» От их громкого музицирования маленькая комнатушка дрожала. Когда они дошли до финального такта первой части, она перевернула страницу:
– Сейчас нам нельзя останавливаться!
Он вполне сносно справлялся со своей партией, сплетая ноты в живенькую мелодию, а она играла безмятежные альбертиевы басы, которые действовали на него усыпляюще. Она прижалась к нему, отклонившись вправо, когда они одновременно перешли в более высокий регистр. Он немного расслабился, когда она едва не запнулась на сложном звукоряде – коварной ловушке шалуна-Моцарта. Эта часть, похоже, длилась целую вечность, и в самом конце черные точки, сигнализировавшие повтор, казались наказанием, повторным тюремным сроком. Он был так сосредоточен, что ему стало невмоготу под таким невыносимым бременем. У него заболели глаза. Наконец эта часть разрешилась финальным аккордом, который он протянул чуть дольше, чем требовалось.
Она тотчас встала. Он едва не расплакался от радости, что она не заставила его сыграть с ней allegro molto. Но она не произнесла ни слова, и он почувствовал, что разочаровал ее. Она стояла у него за спиной. Она положила ему руки на плечи, наклонилась и прошептала ему на ухо:
– У тебя все будет хорошо.
Он не совсем понял, что она имела в виду. Она пересекла комнату и вышла в кухню. Глядя на ее босые пятки, слыша, как они шуршат по каменным плитам пола, он вдруг ощутил слабость. Через пару минут она вернулась, держа в руках стаканы с апельсиновым соком – вкус настоящего сока, выдавленного из апельсинов, был ему незнаком. Он стоял в нерешительности у низенького столика, думая, не хочет ли она, чтобы он сейчас ушел. Он бы не возражал. Они пили сок в молчании. Потом она поставила пустой стакан на столик и сделала то, от чего он едва не упал в обморок. Ему даже пришлось сохранить равновесие, схватившись за подлокотник диванчика. Она подошла к входной двери и, встав перед ней на колени, вдвинула тяжелый дверной засов в каменный пол. Потом вернулась к нему и взяла за руку.
– Иди со мной.
Она подвела его к подножию лестницы, остановилась и внимательно на него посмотрела. Ее глаза сияли.
– Боишься?
– Нет, – соврал он хриплым голосом. Ему надо было прокашляться, но он не посмел, чтобы не показаться слабым, или глупым, или больным. Чтобы вдруг не пробудиться от этого сна. Лестница была узкая. Она шла впереди и вела его вверх по ступенькам, а он крепко держался за ее руку. Оказавшись на верхней площадке, он увидел прямо перед собой ванную комнату и, как и внизу, две двери – слева и справа. Она потянула его вправо. Комната его поразила. Там царил полнейший беспорядок. Кровать была не убрана. На полу рядом с корзиной для грязного белья маленькой кучкой лежало ее нижнее белье в пастелевых тонах. Этот вид тронул его до умиления. Когда он постучал в дверь, она, должно быть, собиралась все это постирать на будущую неделю, как обычно люди делают в субботу утром.
– Снимай башмаки и носки!
Он присел перед ней и поступил, как было сказано. Ему не нравились глубокие бороздки сгиба на верхней части его остроносых ботинок и их задранные носы. Он затолкал их под стул.
Она рассудительным тоном задала деликатный вопрос:
– Ты обрезан, Роланд?
– Да. То есть нет!
– В любом случае тебе нужно сходить в ванную и хорошенько подмыться.