Упражнения

Она улыбнулась, а он покраснел от беспомощной гордости за свой остроумный ответ. Эти слова вырвались сами собой.

– Ну, заходи.

Он шагнул мимо нее в загроможденный вещами коридор и почти сразу наткнулся на крутую лестницу наверх и двери справа и слева.

– Налево!

Сначала он заметил пианино, точнее, миниатюрный рояль, втиснутый в угол, но все равно занимавший немалую часть комнаты. Стопки нотных брошюр на двух стульях, два диванчика рядом с низким столиком, заваленным книгами. На полу валялись сегодняшние газеты. Позади диванчиков была дверь в маленькую кухоньку, которая выходила в садик за низкой оградой.

– Сядь! – коротко приказала она ему, точно он был собакой. Это она, конечно, в шутку. Она села напротив и устремила на него внимательный взгляд, в котором угадывалась смутная радость, что он здесь. И что же она в нем увидела?

Позднее его не раз интересовал этот вопрос. Четырнад-цатилетний мальчик, среднего роста для его возраста, худощавый, но на вид довольно крепкий, темно-каштановые волосы, достаточно длинные для времени, когда образцами стиля были Джон Мейолл и Эрик Клэптон. Когда Роланд недолго гостил у сводной сестры Сьюзен, двоюродный брат Барри сводил его в клуб «Рики-Тик» в здании автобусного вокзала в Гилдфорде послушать «Ролинг стоунз». Именно после того концерта и возник стиль Роланда, которому страшно понравились черные джинсы Брайана Джонса. Какие еще изменения в нем могла заметить Мириам? У него недавно сломался голос. Удлиненное серьезное лицо, полные губы иногда подрагивали, как будто он подавлял какие-то мысли, каре-зеленые глаза за стеклами выданных национальной службой здравоохранения очков, у которых он снял круглую пластиковую оправу задолго до того, как Джон Леннон сделал то же самое. Фирменный твидовый пиджак с кожаными налокотниками, а под ним – яркая гавайская рубашка с крупными пальмами. Серые фланелевые штаны-дудочки были максимально точной копией черных джинсов в обтяжку, допускавшейся дресс-кодом «Бернерс-холла». А его остроносые ботинки напоминали обувь со средневековых картин. От него пахло лимонным одеколоном. В тот день на его лице не было ни одного угря. Но во всей его внешности угадывалось что-то неуловимо болезненное. Чересчур худое тело было как на шарнирах.

Он плюхнулся на диванчик, неуклюже развалясь на подушках, а она села с прямой спиной, чуть подавшись к нему. Голос у нее был ласковый и терпеливый. Возможно, она испытывала к нему жалость.

– Что ж, Роланд, расскажи мне о себе.

Это был один их тех заковыристых и скучных вопросов, что обычно задавали взрослые. Раньше она только один раз назвала его по имени. Он учтиво подался вперед, имитируя ее позу, и начал отвечать, да только не смог придумать ничего другого, как рассказать ей об уроках музыки с мистером Клэром. Он сообщил, что теперь у него добавились полтора часа в неделю бесплатных занятий. А недавно, добавил он, он стал разучивать…

Она его перебила и, заговорив, подогнула правую ногу под левую коленку. Ее спина выпрямилась, да так, что сам он никогда бы не смог добиться такой прямой спины.

– Я слышала, ты получил седьмой уровень.

– Ага.

– Мерлин Клэр говорит, что ты хорошо играешь с листа.

– Не знаю.

– Значит, ты приехал на велосипеде в такую даль, чтобы сыграть со мной дуэты.

Он опять покраснел, на сей раз из-за, как он решил, ее неприличного намека. И еще он почувствовал, как у него начинается эрекция. Он провел ладонью по промежности, чтобы ее прикрыть. Но Мириам уже встала со стула и пошла к роялю.

– У меня есть то, что нужно. Моцарт.

Она уже подсела к роялю, а он так и остался на диванчике с немного кружащейся от смущения головой. Он наверняка оплошает и будет ею унижен. И отправлен вон.

– Готов?

– Что-то мне не хочется.

– Только первую часть. Это тебе не повредит.

У него не было пути к отступлению. Он медленно встал и втиснулся слева от нее на скамеечку. Проходя мимо нее, он ощутил теплую волну от ее затылка. Усаживаясь рядом с ней, он вдруг услышал тиканье стоявших на каминной полке часов – громкое, как перестук метронома. На фоне этого тиканья исполнение Моцарта в четыре руки казалось вызовом на дуэль. На дуэль вызывалось его взволнованно бившееся сердце. Она поставила ноты на пюпитр. Соната ре-мажор. Моцарт в четыре руки. Однажды он играл ее вместе с Нилом Ноуком, наверное, полгода назад. Но она внезапно передумала.

– Поменяемся местами. Тебе будет даже интереснее.

Она встала и отошла в сторону, а он переехал по скамеечке вправо. А она снова села и произнесла все тем же ласковым голосом:

– Не будем торопиться.