Упражнения в стиле

Ритмический и рифмованный повтор у Кено — это еще и попытка реализовать все возможности литературного материала. Вспоминая искусство фуги Баха, автор берет все от риторического арсенала повторения: в различных сочетаниях обыгрываются слова, фразы, сюжеты. Так, Салли Мара в своем «Дневнике» в разной последовательности приводит список приглашенных к поэту Падреку Богалу, поэт де Сигаль из «Вдали от Рюэля» поочередно курит трубку, кальян, наргиле, чубук, носогрейку, хуку, королева из «Репейника» пробует разные языки, для того чтобы назвать себя: «Я есть... Же сюи... Йо сой... Зе суи... Ш’сюи... Их бин... Ай эм...»[123] Модуляция приемов оказывается до такой степени вписанной в дух романов, что «цветочки риторики» становятся цветами плоти. Вариации на заданную тему с заданной структурой отличаются особенным совершенством в «Упражнениях стиля», опубликованных в 1947 году. В этом «эссе» Кено повторяет девяносто девять раз один и тот же банальный, ничем не примечательный случай и каждый раз рассказывает его по-разному. В итоге темой оказывается не заурядная история, а невероятные приключения языка: виртуозная манипуляция различными стилями (от академического до арготического), жанрами (различные формы просодии и стихосложения), пластами языка, манерами повествования и точками зрения. Книга теряет свою банальность и превращается в абстрактную идею: некое подобие бесконечной «идеальной книги ни о чем», о которой мечтал еще Флобер, и вместе с тем конкретизированной квинтэссенцией всей литературы.

Вариация возможна только тогда, когда есть четко заданная основная тема. Кено, новатор и традиционалист, строит романы, строго соблюдая заданные самому себе правила. «Я всегда считал, — заявляет автор, — что литературное произведение должно иметь структуру и форму, и в первом романе, который я написал, я постарался сделать эту структуру чрезвычайно жесткой, к тому же многообразной, чтобы была не одна структура, а несколько»[124]. Кено и в самом деле выбирает не один прием, а несколько; бесконечные вариации подчиняются определенным структурам, структуры пересекаются и скрывают друг друга. Так, в «Репейнике» используются три фиксированные формы: триолет, секстина, пантун, а также различные виды повествования: описание, диалог, пересказанный диалог, внутренний, внешний или написанный монолог, дневник, сон, письмо, рассказ. Существует сложная система взаимосвязи между количеством глав и их объемом. Каждая из тринадцати глав включает в себя семь параграфов, из которых каждый имеет особенную форму, вид, стиль, наклонение времен или место действия. Число семь Кено выбирает не случайно, это «цифровой образ» самого автора, чья фамилия и имя состоят из семи букв (Raymond Queneau). Каждая часть соблюдает закон трех единств, но еще и закон рекуррентности персонажей, которые на своем уровне участвуют в строительстве и рифмовке романа. «Персонажи появляются ритмично, в определенный момент и в определенном месте»[125], — признается Кено. В романе «Последние дни» мы находим ту же цифру семь, помноженную на семь. Каждая шестая глава — монолог центрального персонажа, официанта Альфреда, занимающегося подсчетом вероятностей и изучением планет, а также выполняющего функцию оси, вокруг которой сменяются («крутятся») посетители, рюмки и чашки с блюдцами. Если в опубликованном романе читатель найдет всего лишь тридцать восемь глав, то только потому, что Кено специально «убрал строительные леса и синкопировал ритм». Подобные отступления лишний раз доказывают гибкость конструкции. Соблюдение правил не обязательно влечет за собой слепое и бездумное следование выбранной схеме. Запрограммированная структура не означает механическое заполнение; автор — «инженер», а не техник, и он может по своему желанию отступить от правил. Во всех романах Кено существует некий сознательный сдвиг схемы, сбой или погрешность расчетов; этот «клинамен» (термин, которым Демокрит и Лукреций определяют отклонение атомов[126]) — знак несовершенства — смягчает структуру и очеловечивает историю.