Неджеб происходила из цыган и вовсе не была рабыней. Хотя на некоторых рынках империи и можно еще увидеть выставленными на продажу эфиопов или чернокожих суданцев, в принципе рабство здесь все же отменено. В домах важных турок количество слуг может быть значительным, а в Константинополе, например, оно составляет треть всего мусульманского населения, но эти люди не низведены до рабского положения; обычно они заняты в какой-то конкретной сфере и им не приходится много работать. Так же приблизительно обстояло дело и в доме банкира Селима. Что же до Неджеб, то после того, как еще ребенком ее приютили в этой семье, она занимала особое положение, состояла исключительно при Амазии и не имела ничего общего с обычной прислугой.
Слушая свою наперсницу, Амазия полулежала на диване, покрытом богатой персидской материей. Она улыбалась, но при этом рассеянно смотрела вдоль бухты в сторону Одессы. И ее собеседнице было понятно, почему…
– Дорогая хозяйка, – Неджеб села на подушку у ног молодой девушки, – господин Ахмет еще не пришел? Чем же он занят?
– Он отправился в город, – отозвалась Амазия, – и, может быть, принесет нам письмо от своего дяди Керабана.
– Письмо! Письмо! – с разочарованием воскликнула молодая камеристка. – Сейчас нам не письмо, а сам дядя нужен. А он заставляет себя ждать.
– Немного терпения, Неджеб!
– Вам легко говорить, моя дорогая хозяйка. На моем месте вы не были бы такой терпеливой!
– Сумасшедшая! – улыбнулась Амазия. – Можно подумать, что речь идет не о моем, а о твоем замужестве.
– А вы считаете, что это недостаточно серьезная вещь – перейти на службу к даме после работы у молодой девушки?
– Из-за этого я не буду любить тебя больше, чем сейчас, Неджеб!
– И я тоже, моя милая хозяйка! Но я буду видеть вас такой счастливой, такой счастливой, когда вы станете женой господина Ахмета, что и мне перепадет частичка вашего счастья!
– Милый Ахмет, – прошептала девушка, на какой-то момент закрывшая глаза при воспоминании о женихе.
– Ну вот! Вам приходится закрывать глаза, чтобы увидеть его, моя возлюбленная хозяйка! – язвительно воскликнула Неджеб. – А если бы он был здесь, то вам достаточно было бы открыть их.
– Я повторяю тебе, Неджеб, что он пошел познакомиться с корреспонденцией в банке и безусловно принесет нам письмо от своего дяди.
– Да! Письмо от господина Керабана, в котором тот, по своему обыкновению, повторит, что дела удерживают его в Константинополе, что он еще не может покинуть свою контору, что цены на табак поднимаются или падают, что он непременно приедет через неделю, если не через две… А время не терпит! У нас не более шести недель, чтобы вы вышли замуж, иначе все ваше состояние…
– Ахмет любит меня не из-за состояния.
– Да, конечно… Но все же это промедление ему во вред. О, этот господин Керабан! Если бы он был моим дядей…
– И что бы ты с ним сделала?
– Ровно ничего, дорогая хозяйка, потому что, кажется, с ним – или из него – ничего нельзя сделать! И все же если бы он был здесь, то уже сегодня или самое позднее завтра мы пошли бы регистрировать свадебный контракт у судьи. А послезавтра, после молитвы имама, продолжали бы празднества на вилле. И так в течение пятнадцати дней, а господин Керабан уехал бы еще до их окончания, если бы ему это потребовалось.
Несомненно, что все и могло бы так произойти, при условии, что дядя Керабан без дальнейшего промедления покинул бы Константинополь. Регистрация контракта, по которому будущий муж обязуется предоставить жене мебель, одежду и кухонные принадлежности, – дело недолгое. Да и религиозная церемония – тоже. Все эти формальности ничто не помешало бы выполнить за день-другой, о чем и говорила Неджеб. Но для этого нужно было, чтобы господин Керабан урвал из своих дел толику времени, которую во имя своей прекрасной хозяйки требовала от него нетерпеливая цыганка. Ведь он – опекун жениха, его присутствие необходимо для узаконения брака.
Вдруг молодая камеристка воскликнула:
– Посмотрите! Посмотрите-ка на это небольшое судно, которое только что бросило якорь прямо перед садами.
– Любопытно! – откликнулась Амазия.
И обе девушки направились к лестнице, спускавшейся в море, чтобы лучше разглядеть небольшое, грациозное судно, бросившее якорь поблизости. Это была тартана, парус которой висел теперь на гитове[141]
. Легкий бриз позволил ей пересечь Одесский залив. Якорная цепь удерживала ее менее чем в кабельтове[142] от побережья, и тартана слабо покачивалась на докатывавшихся до лестницы и угасавших здесь волнах. Красный турецкий флаг с серебряным полумесяцем развевался на ее мачте.– Ты можешь прочитать ее название? – спросила Амазия у Неджеб.
– Да, – ответила девушка. – Смотрите, оно написано на корме: «Гидара».
Действительно, «Гидара» капитана Ярхуда только что стала на якорь в этой части бухты. Но экипаж, кажется, не собирался находиться здесь долго, так как паруса не были убраны и любой моряк предположил бы, что судно вот-вот отплывет.