Упрямец Керабан

– Было бы восхитительно, – сказала Неджеб, – прогуляться на этой симпатичной тартане по голубому морю при легком ветерке, который заставляет ее наклоняться иод белым крылом паруса.

Вскоре девушки вернулись в дом. Заметив шкатулку на маленьком столике из китайского лака, стоявшем рядом с диваном, молодая цыганка подошла, открыла ее и достала несколько драгоценностей.

– А! Это прекрасные вещи, которые господин Ахмет прислал для вас! – воскликнула она. – Мне кажется, что мы уже очень много времени не рассматривали их.

– Ты думаешь? – прошептала Амазия, беря ожерелье и браслеты, засверкавшие в ее пальцах.

– Этими драгоценностями господин Ахмет надеется сделать вас еще более красивой, но ему это не удается.

– Что ты говоришь, Неджеб! – удивилась Амазия. – Какая женщина не похорошеет, надев такие великолепные украшения? Посмотри на алмазы из Висапура. Это огненные драгоценности, и кажется, что они смотрят на меня как прекрасные глаза жениха.

– Э, дорогая хозяйка, когда на него смотрят ваши глаза, разве тогда вы не делаете ему подарка, еще более драгоценного?

– Сумасшедшая! – засмеялась Амазия. – А этот сапфир из Ормуза, жемчужины из Офира, бирюза из Македонии…[143]

– Бирюза за бирюзу! – ответила Неджеб с веселым смехом. – Господин Ахмет на этом не потеряет!

– К счастью, Неджеб, его нет здесь, и он тебя не слышит.

– А что такого? Если бы он был здесь, милая хозяйка, то сам сказал бы вам все это, и его слова были бы иначе оценены вами.

Затем, взяв в руки пару домашних туфель, находившихся возле шкатулки, Неджеб снова заговорила:

– А эти красивые тапочки, покрытые блестками и позументом, сделаны для двух маленьких ножек, которые я знаю. Разрешите мне примерить их на вас.

– Примерь на себя, Неджеб.

– На меня?

– Разве иногда ты уже не делала это, чтобы доставить мне удовольствие…

– Безусловно, безусловно, – согласилась Неджеб. – Да! Я уже примеряла ваши прекрасные туалеты и даже собиралась показаться на террасе виллы… Но в таком виде меня могли бы принять за вас, дорогая хозяйка. А этого не должно быть, и сегодня – тем более. Ну, наденьте же эти красивые туфли.

– Ты так хочешь?

И Амазия любезно подчинилась капризу Неджеб, которая надела на нее сверкающие туфли, достойные оказаться на ювелирной витрине.

– Ах, как только решаются ходить в такой обуви! – воскликнула молодая цыганка. – И кто теперь будет испытывать ревность?

– Ваша голова, дорогая хозяйка! Ей поневоле придется ревновать к вашим ножкам всякого, у кого есть глаза!

– Ты смешишь меня, Неджеб, – заулыбалась Амазия. – И однако…

– А руки! Эти прекрасные руки, которые вы оставляете совсем обнаженными! Чем они досадили вам? Господин Ахмет их не забыл. Я вижу здесь браслеты, которые к ним великолепно подойдут. Бедные ручки, как с вами обращаются! Но, по счастью, я здесь…

И, продолжая смеяться, Неджеб надела на кисти девушки два великолепных браслета, еще более ослепительных на белой и теплой коже, чем в футляре.

Амазия ей не мешала. Все эти драгоценности напоминали ей об Ахмете и как бы разговаривали с ней под непрерывную болтовню Неджеб.

– Милая Амазия!

Услышав эти слова, девушка стремительно поднялась. Молодой человек, чьи двадцать два года хорошо гармонировали с семнадцатью годами невесты, стоял рядом с ней. Темноволосый, рост – чуть выше среднего, осанка – одновременно изящная и гордая. Блестящие черные глаза красноречиво говорили о нежности и страсти. Тонкие усики, очерченные по албанской моде, контрастно подчеркивали, при улыбке, белизну зубов. В общем, – вид очень аристократический, если этот эпитет можно применить в стране, в которой он не употребляется, поскольку наследственной аристократии здесь не существует.

Ахмет был одет истинно по-турецки. Да и могло ли быть иначе с племянником человека, который считал бесчестием европеизацию одежды на манер государственных чиновников? Куртка, вышитая золотом, шаровары[144] безупречного покроя, не отягощенные позументом дурного вкуса, пояс, грациозно обвивавший стан, феска, отделанная сарыком[145] из хлопка, сапоги из сафьяна – в таком облачении юноша выглядел чрезвычайно выигрышно.

Ахмет подошел к девушке, взял ее за руки и ласково усадил в кресло.

– Господин Ахмет, нет ли вестей из Константинополя? – спросила Неджеб.

– Никаких, – ответил Ахмет. – От дяди Керабана нет даже деловых распоряжений.

– Что за человек! – воскликнула молодая цыганка.

– Я нахожу необъяснимым, – продолжал Ахмет, – что курьер не привез корреспонденции даже из его конторы. Сегодня как раз тот день, когда дядя регулярно улаживает дела со своим одесским банкиром. И что же? Ваш отец, милая Амазия, не получил никакого письма по этому поводу!

– В самом деле, дорогой Ахмет. Со стороны негоцианта, столь аккуратного в делах, как ваш дядя Керабан, это удивительно! Может быть, телеграмма?..