Упрямец Керабан

– Тебе незачем утомлять мой слух своими глупыми замечаниями, или, клянусь Мухаммадом, я так вытяну твои уши, что тебе позавидует любой осел со своим хозяином.

– Со своим хозяином… – привычно повторил слуга без тени обиды или укора.

– И если начальник полиции оштрафует меня, – продолжал наш упрямый герой, – то я заплачу. Если он отправит меня в тюрьму, я пойду туда. Но не уступлю ни в этом, ни в чем-либо другом!

Низиб кивнул в знак согласия. Он был готов последовать за хозяином и в тюрьму, если бы дошло до ареста.

– А! Господа новые турки, – воскликнул господин Керабан, увидев проходящих мимо константинопольцев, одетых в прямые рединготы[60] и красные фески. – А! Вы хотите устанавливать законы и нарушать древние обычаи? Отлично! Пусть бы я даже был последним протестующим… Низиб, ты сказал моему каиджи, чтобы он находился со своим каиком у лестницы Топ-Хане с семи часов?

– С семи часов!

– Почему его там нет?

– Почему его там нет? – повторил Низиб.

– Правда, еще нет семи часов.

– Нет семи часов.

– А ты откуда это знаешь?

– Потому что вы говорите, хозяин.

– А если бы я сказал, что сейчас пять часов?

– То было бы пять часов, – ответил Низиб.

– Глупее не бывает.

– Нет, глупее не бывает.

– Этот парень, – пробормотал Керабан, – стараясь быть ангелом, кончит тем, что мне осточертеет!

В этот момент ван Миттен и слуга снова появились на площади, и Бруно повторил несколько раз разочарованным тоном:

– Уйдем отсюда, хозяин, уйдем отсюда и уедем с первым же поездом. Ох уж этот Константинополь! Это столица Повелителя верующих? Никогда не поверю.

– Спокойно, Бруно, спокойно! – одернул слугу ван Миттен.

Наступал вечер. Солнце, прячась за холмами древнего Стамбула, начало погружать площадь Топ-Хане в сумерки. Так что ван Миттен не узнал господина Керабана, который шел навстречу по направлению к набережной Галаты. Случилось даже так, что, следуя в противоположных направлениях, оба столкнулись, стараясь обойти друг друга то слева, то справа. Получилось забавное полуминутное колебание.

– Эй, сударь! Я пройду, – сказал Керабан, который был не из тех, что уступают хотя бы пядь занятого пространства.

– Но…. – сказал ван Миттен, безуспешно стараясь вежливо посторониться.

– Я все же пройду!

– Но… – повторил ван Миттен.

Внезапно узнав того, с кем имел дело, он воскликнул:

– О, мой друг Керабан!

– Вы?.. Вы!.. Ван Миттен! – вскричал Керабан в крайнем удивлении. – Вы! Здесь? В Константинополе?

– Я самый!

– С какого времени?

– С сегодняшнего утра.

– И ваш первый визит не ко мне?

– Напротив, как раз к вам, – заулыбался голландец. – Я уже заходил в контору, но вас там не было, и мне сказали, что в семь часов я найду господина Керабана на этой площади…

– Вам верно сказали, ван Миттен! – воскликнул торговец, пожимая руку своего роттердамского корреспондента с радостью, похожей на буйство. – А! Мой дорогой, никогда, нет, никогда я не ожидал увидеть вас в Константинополе! Почему было не написать мне?

– Я покинул Голландию так внезапно.

– Деловая поездка?

– Нет… развлекательная. Я не был знаком ни с Константинополем, ни с Турцией, и захотелось вернуть здесь ваш роттердамский визит ко мне.

– Это хорошо! Но, по-моему, я не вижу с вами мадам ван Миттен?

– Действительно… она осталась дома, – проговорил голландец не без некоторого колебания. – Мадам ван Миттен не любит переездов. Поэтому пришлось приехать только с моим лакеем Бруно.

– А! Этот малый? – Господин Керабан слегка кивнул в сторону Бруно, который как раз собрался поклониться ему на турецкий манер и поднес обе руки к шляпе, наподобие двух ручек амфоры[61].

– Да, – продолжил ван Миттен, – этот добрый малый уже хотел покинуть меня и уехать в…

– Уехать! – воскликнул Керабан. – Уехать без моего разрешения?

– Да, друг. Он ожидал увидеть веселой и радостной эту столицу Османской империи…

– Гробница! – заметил Бруно. – В магазинах – никого. На площади ни одной коляски. Лишь тени, которые ходят по улицам и воруют вашу трубку…

– Но сейчас – рамадан, ван Миттен! – сказал Керабан. – Самый разгар рамадана!

– А! Вот оно что! – оживился Бруно. – Тогда все ясно. Впрочем, не совсем… Что это такое, рамадан?

– Время поста и воздержания, – ответил Керабан. – На всем его протяжении запрещается пить, курить и есть между восходом и заходом солнца. Но через полчаса, с пушечным выстрелом, который возвестит о конце дня…

– А! Вот что они хотели сказать своим «пушечным выстрелом»! – воскликнул Бруно.

– В течение всей ночи люди вознаградят себя за дневное воздержание.

– Итак, – повернулся Бруно к Низибу, – вы с утра еще ничего не ели, потому что сейчас рамадан?

– Потому что сейчас рамадан, – машинально ответил слуга Керабана.

– Э, вот что заставило бы меня похудеть! – воскликнул Бруно. – Вот что стоило бы мне фунта в день, как минимум!

– Как минимум, – повторил Низиб.