Упырёк (ЛП)

Смерть приоткрыла губы и вдохнула одну из плававших возле неё теней. Внезапно тень Гисли обрела форму — перед Кэри оказался Эдвард, в длинной одежде и даже в целёхоньком шарфе на шее, гладко выбритый, аккуратный и подтянутый. Как при первой встрече в участке. И ещё несколько теней постепенно приобрели ясные и чёткие очертания. Из-за спины женщины вырвалась одна из них — в дорожной одежде ловца, в шинели и шляпе с золотистым шнурком. У тени были длинные светло-русые волосы, зеленовато-серые глаза и широкое, добродушное лицо. Кэри задохнулась, хотя ни лёгких, ни сердца у неё больше не было, и подлетела к Сэнди Андерсону, но не достигла цели — Сэнди превратился в светлое облако и пропал. Красавица, поманив к себе Венделу, поцеловала её в губы — лёгким, неожиданно тёплым и приятным прикосновением, которое заставило Кэри содрогнуться призрачным телом.

— Я отпущу тебя ненадолго, потому что теперь ты принадлежишь моему новому Смотрителю, — сказала женщина, — но потом жду тебя в своём чертоге, Кэри Вендела!

Глаза её приоткрылись — ровно настолько, чтобы Кэри увидела их тёмно-сапфировую синеву. Затем веки сомкнулись вновь.

Кэри ощутила боль, какой никогда не чувствовала раньше, но всего на миг.

Затем тени пропали, а она оказалась сидящей на полу, и Сарвен Дард, обнимая её и зарывшись лицом в её волосы, подставлял чашу под рану на груди и собирал кровь.

Тяжёлые шаги — задрожал пол, затрещали доски. Дард отпустил Кэри и встал. Она не видела, что произошло. Грохот, треск, топот ног и крики. Рядом с нею лицом вниз упал лесоруб. Меч Дарда полоснул по его шее. Голова покатилась и остановилась прямо возле лица Венделы, но она даже не смогла отодвинуться, как прозвучал ужасный, протяжный, высокий вопль. Кэри оглохла и, кажется, даже ослепла. И только серебристые осколки, похожие на рассыпавшиеся знаки Орденов и Лож, звенели и сыпались в тишине и темноте.

***

…Едва двери за Штаваном и Гисли-Уиллертом закрылись, Кормчий Моро вернулся на несколько шагов назад, к юноше из своего племени. Вгляделся в мёртвое лицо. Перед смертью паренёк успел передать ему краткую, до отвращения чёткую мысль: «Все мертвы». Кормчий, переступив через тело, тогда не сразу понял, из какой группы этот юнец. И лишь потом осознал: мальчишке-то всего-навсего лет пятнадцать, он из тех, кто должен был прикрыть ушедших в скалы и леса женщин и малышей. Все мертвы! У старика сжалось сердце.

Наклонившись над пареньком, Кормчий закрыл ему глаза.

— Спи, сынок, добрых снов, — сказал шёпотом. — Реннер Моро, Защитник.

Никого он не защитил.

Кормчий поднялся, с трудом распрямив усталую спину. Был бы здесь Утешитель-Дэнни, наверняка исцелил бы эту проклятую болячку. Ну да ладно.

Каменные ворота пали под натиском мёртвых и людей Анго. Туда-то и устремился Кормчий, на ходу вызывая в себе гнев и горечь, распаляя их и по пути вбирая в себя как можно больше воздуха. Огненный вихрь — вот что получится, если соединить в себе силы воздуха и пламени. Да, настоящий стихийник соблюдает равновесие сил природы. Да, не беспокоит природу понапрасну, не делает и десятой доли того, что он собирается сотворить сейчас.

«Да простит меня Мать Безбрежность! — мысленно поклонился природе Кормчий. — Я слишком плохой сын. Прости меня. Но они отняли моих детей, почти всех моих детей, и я сам виноват в этом. Мне и отвечать!»

На подходе к воротам он приостановился, подкапливая ещё больше. И ещё. И подумал, что не удивится, если в итоге останется от него, Кормчего Сэймаса Моро, кучка пепла. А может быть, и её не останется. Не мастак он управлять огнём, вот что. Но сейчас требовалось именно пламя. Да и поздно уже что-то менять — к горлу подступило знакомое ощущение жжения, словно от изжоги. И пальцы стало печь, будто слишком близко поднёс их к огню… только изнутри, не снаружи. И сердце… сердце словно оделось ледяной скорлупой.

…Будучи сильно моложе, Кормчий Моро хотел осчастливить всех дурнушек в племени. Самонадеянно решил, что сможет помочь тем девушкам, что без него останутся бездетными. Лучше б выбрал себе какую, да женился, чем тайно посещать то одну, то другую. Впрочем, когда то одна, то другая вдруг признавались родителям, что беременны, те прилагали усилия и выдавали своих дурнушек замуж — хоть за соседа, хоть за стихийника из другого племени, хоть за пришлого торговца. В некоторых случаях это разрешалось, хоть и с неодобрением.

Кормчий, пока Кормчим не сделался, так и звался — Девушник, хотя профессию себе выбрал — Защитника. И били его не раз, и позорили, и изгнать пытались. Прежний Кормчий не пустил, но велел прекращать блуд. Не сразу, но пришлось подчиниться.

От него и повелись в крепости Моро славные, миловидные, тихие девушки со светлыми волосами. Ни одного сына — зато восемь дочерей.

И узнать о том, что семь из них погибли сегодня, в этот день, оказалось тяжелым грузом. Хотя не столь давняя потеря младшей и, пожалуй, любимой, ударила по Кормчему не менее сильно.