Ураганные войны

Чем ближе Аларик и Таласин подходили к ночному рынку, тем гуще становилась толпа. Скопление человеческих тел в эту теплую тропическую ночь все увеличивалось, пока Аларика не начали заметно теснить со всех сторон, по его лбу стекал пот. Намереваясь лишить Таласин возможности ускользнуть от него, он схватил ее за руку. Девушка напряглась, но не отдернула ладонь, вместо этого повела его в лабиринт ярко освещенных продуктовых киосков, где воздух полнился дымом и взвесью аппетитных ароматов. У Аларика кружилась голова. Он не мог вспомнить, когда в последний раз был в центре такой сутолоки, при этом не прорубая себе путь сквозь нее или не стоя во главе. Они протиснулись мимо прилавков, на которых стояли блюда со свежей рыбой и пухлыми креветками и лежали фрукты, которых молодой человек никогда раньше не видел: маленькие красные шарики с шипами, похожие на морских ежей, темно-фиолетовые с толстыми листьями на стебле, как у клевера; были и такие, что отдаленно напоминали человеческие сердца, в разрезе обнажая белоснежную мякоть, усыпанную черными семенами. Торговцы распределяли по глубоким горшочкам студенистую лапшу, готовили над углями мясо на вертелах, жарили в кипящем масле клецки и омлеты и закатывали в тонкие листы теста мороженое и дробленый арахис. Через некоторое время каждый ларек обступили покупатели, чтобы поболтать друг с другом, обычные напевные интонации ненаварского языка сменились звонкими и натужными, когда говорящие пытались перекричать барабанный бой и общий гвалт сотен людей, закупоривших сосуды узких улочек. Ребра Аларика насчитали не менее четырех тычков локтей, его ноги – в два раза больше отпечатков подошв чужой обуви, а уши – как минимум три оглушительных оклика людей у соседних ларьков или дальше по улице.

Его негодование росло с каждой минутой. Знали бы все эти люди, кто он…

Но они не знали. На нем не было ни короны, ни маски с волчьим оскалом, а капюшон скрывал серые глаза дома Оссинастов. Простые люди на этом отделенном от остального мира архипелаге вообще ничего не знали о его семье. Это ощущалось странно: быть незнакомцем, к которому относятся так же, как ко всем остальным.

Таласин, напротив, чувствовала себя как дома. Она провела его к ларьку, который имел роскошь в виде маленьких круглых столиков и табуретов, выставленных в переулке.

– Подожди там, – почти неслышно сказала девушка, указав на свободный столик.

Чтобы никто не понял, что она говорит на морском всеобщем, догадался Аларик. Хотя солдаты и аристократы Доминиона, с которыми он все это время общался, свободно владели этим торговым языком, говорить на нем на островах необходимости ни у кого не было.

Аларик сел, стараясь как можно сильнее скрыть лицо под капюшоном. Таласин намеренно выбрала укромное место, а люди поблизости на вид были либо слишком пьяны, либо слишком поглощены разговорами, чтобы заметить его, но лучше было перестраховаться.

Девушка растворилась в толпе, оставив его неловко сидеть в одиночестве целую вечность. Как только он начал подозревать, что она бросила его и все это было частью гнусной уловки Доминиона, чтобы потом тело императора Ночи нашли в какой-нибудь канаве, Таласин вернулась, осторожно неся бамбуковый поднос, заставленный посудой: деревянными мисками с рассыпчатым белым рисом и каким-то сероватым рагу и кружками, наполненными таинственной жидкостью шафранового цвета.

– Что это? – спросил Аларик, как только девушка села напротив него.

– Свинина с горошком и джекфрутом. В кружках – сок сахарного тростника, – пояснила она. – Не лучшее заведение, но зато здесь тихо. Если хочется отведать лучшего рагу из свинины, нужно пройти немного дальше по улице, туда, где барабанщики.

– Стало быть, ты у них завсегдатай?

– Я бываю здесь не настолько часто, как хотелось бы, – несколько огорченно ответила Таласин, и молодой человек выгнул бровь.

– Тебе ведь ничто не мешало приходить сюда когда заблагорассудится.

Таласин пробормотала что-то о занятиях и обязанностях, после чего с едва сдерживаемым остервенением набросилась на свою порцию, безостановочно жуя и глотая, а взглядом будто прожигая дыру в столе. Аларику стало немного стыдно за то, что он навязал ей свое общество, и это, несомненно, подпортило удовольствие от трапезы.

В конце концов он зачерпнул ложку на пробу. А потом еще одну и еще. Возможно, он просто заморил себя голодом, но суповая каша в его миске оказалась восхитительной, а холодный напиток, которым он залил ее, – сладким и освежающим.

Поскольку его сотрапезница была не особенно настроена на разговоры, он переключил внимание на окружающую обстановку За столиком напротив было особенно оживленно: сидевшие там дородные мужчины кричали до неприятного громко, их румяные лица раскраснелись от алкоголя. Аларику показалось, что время от времени он улавливал слово «Кесатх».

– О чем они говорят? – обратился он к Таласин, кивнув в сторону компании.